Долг стрелка

Подножия холмов превратились со временем в крутые склоны, по которым мы легко забрались наверх. По-видимому, мы шли по следам старинных дорог, почти исчезнувших с лица земли, мимо развалин еще более печальных, чем те, что попадались нам раньше (наверное, здесь постройки были более подвержены воздействию дождей). Холмы становились все выше, а склоны их — все круче. Кое-где торчали острые пики вершин, между ними росли редкие группы огромных деревьев.

Пробираясь меж скал, мы вышли на старинную дорогу, покрытие которой потрескалось, а кое-где и исчезло совсем, но дорога все равно угадывалась и ровной линией шла по холмам. Мы шагали по этой дороге — самой старой дороге на Земле — и думали, что за люди ходили по ней, когда она еще сохраняла свое великолепие?

А потом мы увидели над холмами странное сияние.

Мы поднимались все выше и выше, дорога уже шла серпантином, и, наконец, оказались на вершине, где остановились, изумленно озираясь. На западе в океан садилось солнце. Мы стояли на широком плато, со всех сторон окруженном грядами холмов. И на этом плато был город — во всяком случае, так нам сперва показалось — но, приглядевшись, мы поняли, что перед нами только тень древнего прекрасного города.

Мы осторожно пересекли плато и углубились в безмолвные улочки. От городской стены не осталось и следа. Улицы были мощеными, дома построены из камня. Каждый дом имел форму правильного полукруга, опирающегося на сторону квадрата большого, крытого двора, крышу которого поддерживали огромные колонны. Дверные проемы вели из двора в широкие комнаты. В центре города стояло колоссальное строение, ослепительно сверкающее в лучах заходящего солнца. Мы поняли, что именно его сияние и видели, приближаясь к городу. По внешнему виду оно напоминало теокаллу ацтеков, но, казалось, было построено целиком из металла, сохранившего свой блеск, несмотря на прошедшие века. Это невероятное строение возвышалось футов на триста, и его блеск слепил нам глаза.

И все же оно притягивало нас, как магнит. Приближаясь, мы с удивлением отметили, что к нему сходятся все улицы города, и каждая завершается огромными колоннами, напомнившими мне таинственные Мальтийские Залы Мексики.

Шагая по улице этого забытого города, проходя мимо безлюдных домов, приближаясь к сверкающей, невероятной пирамиде, мы чувствовали себя, как во сне.

Солнце уже зашло, ослепительный блеск превратился в мягкое мерцание, когда мы подошли к колоссальному строению и, прикоснувшись к его стенам, поняли: да, это металл. Голландец клялся, что это серебро, но я не верил ему, хотя блеск был похожим. На металле нигде, насколько хватало глаз, не было следа коррозии. И строение казалось глухим — ни дверей, ни окон.

Утомленные долгим восхождением, мы улеглись на угловой башенке, напоминавшей алтарь, и погрузились в сон, в котором нам не досаждали ни мысли о подкрадывающихся монстрах, ни размышления о том, что мы дремлем на богатстве, некогда принадлежавшем тысячам королей.

Мы проснулись на рассвете и поспешили вниз, пока восходящее солнце, отражаясь в металле, не начало резать глаза. Я спрашивал себя, как люди забытого города переносили великолепие этого ослепительно белого здания?

И тогда в душе моей зародилось сомнение в том, что здешние жители были людьми, в том смысле, в каком это понимает современный человек.

Мы везде находили свидетельства древнего великолепия: колонны, настенные рисунки, поблекшие краски которых говорили об их былой красоте, золотые и серебряные украшения. Все это медленно погибало.

Голландец, которого привело в восторг великолепие этого места, с удовольствием потратил бы большую часть дня на осмотр города, но я горел нетерпением исследовать остальную часть острова и выяснить, что расположено на южных склонах холма. Поэтому еще до полудня мы съели принесенный с собой плод манго, пересекли плато — и перед нами открылся вид на огромное пространство лесистых холмов и долин, постепенно спускающихся к синему морю, которое загадочно сияло в солнечном свете. Мы увидели старую дорогу, вьющуюся по холмам и прохладным зеленым долинам, но двинулись не по ее изгибам, а более прямым путем.

После полудня мы вошли в небольшую долину, и мне вдруг показалось, что место мне знакомо. Я начал задаваться вопросом, где и когда я его видел, как вдруг мы наткнулись на вход в большую пещеру. Голландец как-то странно на меня взглянул, и я почувствовал, как сердце мое застучало чаще — не от предчувствия таящейся опасности, а оттого, что и это место показалось мне знакомым. Без единого слова мы осторожно вошли в пещеру, держа оружие наготове, вошли очень медленно, чтобы дать глазам привыкнуть к тусклому освещению. Пол покрывал толстый слой пыли; ни животное, ни человек не ступали на него на протяжении многих столетий. Глаза Голландца как-то странно блестели в полумраке. Его шепот прозвучал призрачно, как шепот ветра, запутавшегося в ветвях:

— Я был здесь раньше!

Я испугался; в глубине моего сознания колыхались странные призраки, маячили тайны, недоступные для моего понимания.