— Предводитель монголов Якки. Он значительно усилил свою власть за последнее десятилетие. Его кочевники отчаянные воины, которые ведут столь тяжелую жизнь среди бесплодных пустынь, что умирают без возражения. Давным-давно их предки — хуны — были изгнаны в Гоби моими предками, катайцами. Тогда хуны были разделены на множество племен, но Чингисхану, кажется, удалось объединить их. Я даже слышал дикие истории о том, что он хочет отделиться от Катая и даже готов подняться против своего повелителя. Но это было бы глупо. Хотя между Чаму Хан и Якки лежат Ся и Кераиты. Тем не менее Чингисхан реальная угроза для этой империи. Черный Катай находится в стороне от всех неприятностей. В течение многих веков у него не было сильного врага. Жители этой страны ныне больше не турки и не китайцы, а представляют собой отдельную нацию со своими традициями. Они никогда не нуждались ни в каких союзах для защиты, но прошло слишком много времени, и за долгие годы мира они выродились. А Чаму отлично осознает свои слабости и ищет союза с Чиной Катая.
Годрик задумался, глядя в пустоту.
— А мне казалось, что это Джахадур — ключ к Черному Катаю. Монголы должны захватить город. Нет сомнения, что тут толстые стены, на которых могут собраться толпы копейщиков и лучников.
Ю Таи беспомощно развел руками.
— Ни один человек не знает, что на уме у Чаму Хана. В городе всего полторы тысячи воинов. Чаму Хан послал большую часть воинов на западные границы, воевать с турками. Почему он так поступил, никто не знает. И я прошу вас, не рвитесь к нашему повелителю, пока я вам не скажу. Чаму Хан считает вас шпионом Чингисхана, а посему не спешит знакомиться с вами.
Однако Чаму Хан вскоре сам призвал Годрика. Император устроил ему аудиенцию не в тронном зале, а в небольшом зале, где Чаму Хан, подобно огромной жирной жабе, восседал на шелком диване. Рядом с ним, словно башня, возвышался черный немой раб с двуручным ятаганом. Гордрик, стараясь ничем не выказать свое презрение, с терпением отвечал на вопросы Чаму Хана о своем народе и своей стране. Он удивлялся нелепости большей части этих вопросов, а также очевидному невежеству императора и его глупости. На аудиенции присутствовал и старый Ругла — усатый генерал. Выглядел он настоящим дикарем и во время беседы рыцаря с императором не проронил ни слова. Но взгляд его метался, словно генерал постоянно сравнивал жирного беспомощного императора, высокомерно восседающего на подушках, и высокого широкоплечего франка, лицо которого украшали шрамы. В свою очередь император, который был не таким уж и дураком, краешком глаза наблюдал за генералом. Император словно заискивал перед Годриком, но норман, привыкший иметь дело с правителями, чувствовал, что неприязнь Чаму Хана смешивается с непосильной императорской ношей — обязанностями правителя, и к этому еще добавлена изрядная доля страха. А потом Чаму Хан, словно невзначай, спросил рыцаря о Чингисхане, и внимательно наблюдал за его реакцией. Искренность ответа Годрика, видимо, убедила императора, так как на пухлом лице правителя появилось выражение облегчения. В конце концов норман решил, что император должен был отнестись с подозрением к появлению незнакомца, особенно такого бесстрашного воина, каким был норман.
В завершение аудиенции Чаму Хан собственноручно возложил на шею Горика золотую цепь. Потом Годрик вернулся в свою комнату с лазуритовым куполом, и вновь гулял по цветущему саду, неспешно беседуя с Юлитой.
— Мне кажется странным, что вы покинули эту благословенную землю, отправившись в путешествие, — сказал он принцессе в один прекрасный день. — Иногда я не могу представить вас в иной обстановке, кроме как среди эти цветущих деревьев, где, словно в грезах, поют фонтаны и вдали на фоне неба поднимаются горы Черного Катая.
Принцесса затаила дыхание и отвернулась. Словно рыцарь задел какую-то больную струну в её душе.
— Да, в Катае круглый год цветут вишнёвые деревья, — проговорила она, не глядя на него. — Фонтаны бьют в небо, а дворцы — прекраснее не найдешь…
— И нигде нет таких гор, — ввернул рыцарь.
— Нет… — её голос стал совсем тихим. — Нет таких гор… Нет…
— И?
— Нет фракийского рыцаря, который спас меня от бандитов, — выпалила она и неожиданно рассмеялась.
— И я долго тут не пробуду, — мрачно проговорил Годрик. — Скоро придет пора отправиться дальше. Я из людей беспокойной породы и слишком долго уже торчу здесь.
— И куда же вы, Годрик, отправитесь? — принцесса затаила дыхание в ожидании ответа.
— Кто знает? — в голосе рыцаря звучала горечь, какая порой звучала в голосах его предков-викингов. — Весь мир открыт предо мной… Но далеко не весь мир с его сверкающими лигами моря или песка может утолить мой голод. Мне надо ехать, и я буду ехать, пока не упаду где-то, подарив воронам свои кости… Может быть, я даже проеду по пути обратно через эту страну, когда отправлюсь назад к Монтсеррату, чтобы рассказать, что его мечта о восточной империи лопнула, как мыльный пузырь. А потом я, скорее всего, вновь отправлюсь на восток.