Долгая дорога домой

– База, без нервов! Сирийцев осталось меньше полсотни, боеприпасов нет. Когда попрут, принимай корректуру. И клади в яблочко, а не слон в посудной лавке.

– «Хирург», ваши потери?

– Потерь нет, один целый, остальные с ранением. К салюту готовы.

– Я поднимаю авиацию!

– Не хорони меня раньше времени. До подхода сирийцев осталось часов шесть. Я не прощаюсь, База. Всё, отбой.

Одни крестясь, другие матерясь, бойцы приняли по последней гранате из рук «Рембо», готовые в любой момент рвануть чеку и накрыть её собой. Майор отдал свой бинокль «Рембо».

Лёжа на камнях, Караваев начал передавать координаты целей, сразу как только зашевелились игиловцы. «Рембо» орал координаты, «Чайка» дублировал их «Хирургу». Вскоре стало жарко от рвущихся снарядов, попадающих в цель. Земля дрожала так, что подбрасывала и живых, и мёртвых. Запах смерти и копоти мешали дышать полной грудью. Понимая, что теряет сознание, «Хирург» выдернул чеку и накрыл собой гранату. Рация замолчала. В этот момент подошла штурмовая авиация, а вскоре подтянулись и вертолёты, а ещё через час и сирийцы на броне. Майор всё понял, когда увидел лежащего на животе полковника. К нему уже бежала медсестра.

– Стой! Взорвёшься!! – заорал «Чайка», перекрикивая рёв моторов.

Кто-то из вновь прибывших спецназовцев вовремя остановил её, схватив за рукав.

– Погоди, сестрёнка, сначала я его проверю.

Сунув руку к животу «Хирурга», боец нащупал гранату, зажав чеку, и кивнул медсестре, что можно переворачивать. Она перевернула раненого и увидела гранату в руке солдата, который с криком «Ложись!» тут же отшвырнул её подальше.

Роту загрузили в севшие вертолёты. Вскоре они поднялись в небо, унося с собой новых военспецов подальше от войны и смерти. Они прошли боевое крещение.

Караваев очнулся в полевом госпитале, и первой, кого увидел, была женщина, как две капли воды похожая на его жену.

«Брежу», – подумал он. И услышал её голос: «Слава Богу, в себя пришёл, а я уж грешным делом решила – помирать собрался».

Она смочила ему потрескавшиеся губы.

– Не дождёшься, – проворчал Караваев, принимая в себя живительную влагу. – Где я?

– В окружном госпитале, вчера спецбортом домой прилетел.

– Кто?

– Вы и ещё трое тяжёлых.

– Остальные?

– Все живы.

– Значит, рота вышла без потерь! А ты-то здесь как?

– Как и все, служу здесь, – удивилась медсестра, с тревогой глядя в лицо больного.

Дымка рассеялась, и Караваев увидел перед собой миловидное личико молоденькой медсестры.

– И всё-таки я брежу, – чётко произнёс он и снова потерял сознание.

В ушах стоял гул, в голове звенело, и почему-то было жутко холодно. Караваев открыл глаза – прямо в них был направлен тусклый красный свет. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Тошнотворный запах смерти выворачивал всё его нутро, но голодный желудок был не в состоянии что-либо исторгнуть из себя.

– Маша, два по четыреста полковнику, не то больного потеряем!

⠀⠀

 * * *

– Я жена полковника Караваева, мне позвонили и сказали, что он у вас здесь, – представилась Настя на КПП госпиталя. – Муж у меня тут в реанимации.

Рядовой связался с отделением, и вскоре к ней вышла молодая женщина в белом халате.

– Вы жена полковника Караваева?

– Да.

– Пойдёмте, я его лечащий врач майор Славина.

– Как он?

– Бредит. Сильно пострадали лёгкие, из-за нехватки кислорода пострадало сердце. До инфаркта, правда, не дошло, успели вовремя, но уходит… Мне нужно, чтобы вы заставили его бороться. Если он сам не подключится, мне его не вытащить.

– Вытащу. За тем и приехала!

Настя прошла в просторную одноместную палату. Прямо у окна стоял стол, а возле него единственный стул. По обе стороны кровати штативы для капельниц. Под кроватью утка. На кровати больной. Дыхание было ровным, хотя и тяжёлым, и это для Анастасии показалось хорошим знаком. Она потрогала его лоб, покрытый холодной испариной. Нормальная температура больного добавила ей уверенности. «Борется», – решила она. Настя выложила на стол всё, что принесла с собой. Случайный стук стеклянной банки о деревянную столешницу разбудил Караваева, и он открыл глаза.

– Настя, – тихо позвал Караваев, боясь спугнуть видение.

Анастасия обернулась и расплылась в улыбке.

– Как спалось, любимый? Кушать будешь?

– Да, я бы поел, только сил нет на это.

– Ишь ты, у такого бугая и сил нет. Ничего, я тебя покормлю. У меня трубочка для тебя есть и коктейль «а-ля бульон куриный».

Она быстро развернула полотенце, в которое дома укутала термоконтейнер с бульоном, открыла крышку и сунула в него пластиковую трубочку для коктейлей. Потом чуть-чуть приподняла его на подушке, и вскоре он уже наслаждался живительной влагой домашней пищи.

– Что у меня? – отдышавшись, спросил Павел Андреевич.

– Вообще-то я должна задать этот вопрос тебе. Обо что тебя так приложило, что началась двусторонняя пневмония.

– Так это на второй день было, во время атаки рвануло совсем рядом. Меня взрывной волной приподняло и обо что-то шмякнуло, и звук какой-то чмокающий был. Скал рядом не было, значит, либо танк, либо БТР.

– Врач спрашивает – ты жить хочешь?