Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Хотя я увлекался боксом в Форт-Хэйре, только в Йоханнесбурге я стал всерьез заниматься этим видом спорта. Я никогда не относил себя к выдающимся перспективным боксерам. Я находился в тяжелом весе, и у меня не было ни достаточной силы удара, чтобы компенсировать недостаток скорости, ни достаточной скорости, чтобы компенсировать недостаток силы удара. Я наслаждался не столько жестокостью этого вида спорта, сколько техникой бокса, его наукой. Меня интересовало то, как боксер управляет своим телом, чтобы защитить себя, какую тактику он использует для нападения, а какую для того, чтобы отступить, как он выстраивает свой поединок. Бокс – демократичный вид спорта. На ринге не имеет значения ни твое социальное положение, ни возраст, ни цвет кожи или богатство. Когда ты кружишь вокруг своего противника, исследуя его сильные и слабые стороны, ты не думаешь о его цвете кожи или социальном статусе. Я никогда по-настоящему не выступал на ринге после того, как занялся политикой. Мой основной интерес к боксу был вызван неожиданным для меня эффектом тренировок: я обнаружил, что напряженные занятия являются отличным способом снять напряжение и стресс. После интенсивной тренировки я почувствовал себя гораздо лучше как в психологическом отношении, так и физически. Это была возможность целиком отдаться чему-то, кроме политической борьбы. После вечерней тренировки я просыпался на следующее утро, чувствуя себя сильным и отдохнувшим, готовым вступить в борьбу с новыми силами.

Я посещал тренажерный зал в течение полутора часов каждый вечер с понедельника по четверг. Возвращаясь домой после работы, я забирал Темби и ехал в Общественный центр Дональдсона Орландо. Там мы в течение часа делали различные упражнения, занимались бегом в разных режимах, прыжками со скакалкой, гимнастикой или проводили «бой с тенью», затем пятнадцать минут уделяли силовым упражнениям и поднятию тяжестей, после чего проводили спарринг-бой. Если нам предстоял какой-либо ответственный поединок или турнир, то мы увеличивали время тренировки до двух с половиной часов.

Каждый из нас по очереди проводил наши тренировки, чтобы развить в себе качества лидера, инициативность и уверенность в своих силах. Темби особенно нравилось руководить этими тренировками. Мне приходилось нелегко в те дни, когда мой сын оказывался главным, потому что он выделял меня из всех, чтобы покритиковать. Он немедленно отчитывал меня всякий раз, когда я пытался слегка полениться. Если все в спортзале называли меня «вождь», то Темби избегал этого почетного оборота, обращаясь ко мне: «Мистер Мандела!» Иногда, когда он испытывал особую симпатию к своему старику, он мог назвать меня «мой бра»[43], что на городском жаргоне означало «мой брат». Когда он видел, что я бездельничаю, то говорил строгим голосом: «Мистер Мандела, этим вечером вы напрасно тратите наше время. Если вы не в состоянии угнаться за нами, почему бы вам не пойти домой и не посидеть там со старухами». Всем очень нравились эти насмешки, и мне было приятно видеть своего сына таким счастливым и уверенным в себе.

В том году дух товарищества в клубе был разрушен в результате ссоры между Шкипером Молоци и Джерри Молои. Джерри и другие боксеры чувствовали, что Шкипер не уделяет клубу достаточного внимания. Шкипер был умелым и опытным тренером, но редко присутствовал на занятиях, поэтому практически не делился своим опытом и знаниями. Он прекрасно знал историю бокса и, к примеру, мог во всех деталях рассказать о двадцати шести раундах знаменитого боя Джека Джонсона в Гаване в 1915 году, когда первый чернокожий чемпион мира в тяжелом весе потерял свой титул. Однако Шкипер, как правило, появлялся у нас только перед поединком или турниром, чтобы получить причитающийся ему небольшой гонорар. Я поддерживал точку зрения Джерри, однако пытался сделать все возможное, чтобы уладить возникший конфликт в интересах сохранения гармонии в клубе. В конце концов, даже мой сын согласился с критикой Джерри в адрес Шкипера, и я оказался бессилен предотвратить разрыв отношений.

Боксеры, которых возглавлял Джерри Молои, пригрозили выйти из клуба Шкипера и основать свой собственный. Я созвал собрание с участием всех участников конфликта. Это была оживленная дискуссия, проведенная на языках сесото, зулу, коса и на английском. В пылу наших перепалок Шкипер, нападая на организовавших бунт боксеров, даже процитировал Шекспира. Обвинив Джерри в недостойном поведении, он сравнил его с Брутом, предавшим Цезаря. «Кто такие Цезарь и Брут?» – поинтересовался мой сын. Прежде чем я успел ответить, кто-то из боксеров спросил: «А разве они не мертвы?» На это Шкипер патетически ответил: «Да, но предательство живо и до наших дней!»