Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Наше собрание ничего не смогло решить, и боксеры ушли тренироваться в другое место, а тяжелоатлеты остались в Общественном центре. Я присоединился к боксерам, и первые несколько недель мы занимались в достаточно неудобном для борца за свободу месте – в полицейском спортзале. После этого Англиканская церковь предоставила нам по разумной арендной плате помещение в Орландо-Ист, и мы тренировались там под руководством Саймона Тшабалалы (Мшенгу), который позже стал одним из известных борцов за свободу периода подполья АНК.

Наше новое помещение для тренировок было ничем не лучше прежнего, и свой клуб мы так и не смогли создать. Африканские боксеры, как и все остальные чернокожие спортсмены и артисты, были ограничены двумя барьерами: нищетой и расизмом. Деньги, которые зарабатывал африканский боксер, обычно тратились на еду, аренду жилья, одежду, а все, что оставалось, шло на боксерское снаряжение и оплату тренировок. Он был лишен возможности стать членом боксерских клубов для белых, которые не испытывали недостатка в спортивном оснащении и квалифицированных тренерах для подготовки первоклассного боксера мирового класса. В отличие от профессиональных боксеров из числа белых, африканские профессиональные боксеры были вынуждены целый день работать. Чернокожие профессиональные боксеры ощущали острую нехватку спарринг-партнеров, а поскольку тем платили мало, их качество было весьма низким. Тем не менее ряд африканских бойцов смогли преодолеть эти трудности и добиться больших успехов. Такие боксеры, как Элайджа Моконе (Маэстро), Энох Нхлапо (Школьник), Кангару Маото, один из величайших профессионалов ринга Леви Мади (Золотой мальчик), Нкосана Мгхаджи, Макид Мофокенг, Норман Секгапане, одерживали в своей спортивной карьере великие победы, а Джейк Тули, наш величайший герой, выиграл титул чемпиона Великобритании и Британской империи в наилегчайшем весе. Он является самым ярким примером того, каких высот могли бы достичь африканские боксеры, если бы им предоставили такие же возможности, как и спортсменам из числа белого населения.

Часть пятая. Государственная измена

23

На рассвете 5 декабря 1956 года я был разбужен громким стуком в дверь. Ни один из моих соседей, друзей или родственников никогда не стучал так властно, поэтому я сразу же понял, что это полиция безопасности. Я быстро оделся и обнаружил за дверью главного констебля Руссо, офицера службы безопасности, которого в нашем районе все знали. Его сопровождали двое полицейских. Он предъявил ордер на обыск, после чего все трое немедленно начали прочесывать весь дом в поисках каких-либо компрометирующих документов. К этому времени дети уже проснулись и во все глаза смотрели на меня, ища поддержки. Я с суровым видом велел им успокоиться. Полиция обыскала ящики столов, комоды, шкафы – все те места, где можно было что-то спрятать. Через сорок пять минут Руссо деловито сказал мне будничным тоном: «Мандела, у нас есть ордер на ваш арест. Следуйте со мной». Я посмотрел на ордер, и мне бросилось в глаза слово HOOGVERRAAD – государственная измена.

Меня проводили до машины. Неприятно быть арестованным на глазах у своих детей, даже если ты знаешь, что действовал совершенно правильно. Однако дети ведь не понимают всей сложности ситуации, они просто видят, что их отца забирают белые власти без объяснения причин.

Руссо вел машину, а я сидел рядом с ним на переднем сиденье, без наручников. У него был также ордер на обыск моего офиса в городе, куда мы сейчас и направлялись после того, как высадили двух других полицейских в соседнем районе. Чтобы добраться до центра Йоханнесбурга, необходимо было ехать по пустынной дороге, которая проходила через безлюдную местность. Пока мы проезжали этот участок, я заметил Руссо, что он должен быть достаточно уверен в себе, раз едет со мной один, в то время как я без наручников. Он промолчал.

– А что, если я вдруг наброшусь на вас и одолею? – поинтересовался я.

Руссо поерзал на своем сиденье и ответил:

– Ты играешь с огнем, Мандела.

– Я играю с огнем всю свою жизнь, – сказал я.

– Если ты продолжишь говорить в таком духе, мне придется, действительно, надеть на тебя наручники, – угрожающе сказал Руссо.

– А если я откажусь?

Мы продолжали эту напряженную дискуссию еще несколько минут, а когда въехали в жилой район недалеко от полицейского участка «Ланглаагте», Руссо сказал мне: «Мандела, я обращался с тобой хорошо и вправе ожидать, что ты отнесешься ко мне так же. Мне не нравятся твои шутки».