Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Однако затем я услышал, как тот парень снаружи прошептал: «Нельсон, подойди сюда». То, что он знал мое имя, заинтриговало меня, и я решил рискнуть. Когда я подошел к окну, он, должно быть, понял, что я принял его за белого, потому сразу же объяснил шепотом: «Я цветной надзиратель из Блумфонтейна». Затем он сообщил мне новости о моей жене. В газетах Йоханнесбурга было напечатано, что она приезжала навестить меня в тюрьме «Претория Локал», однако ей не сообщили о том, что меня перевели в тюрьму на острове Роббен. Я поблагодарил его за эту информацию.

«Ты куришь?» – спросил он. Я ответил, что нет, и он был явно разочарован этим. Затем я вспомнил: «Но мои товарищи курят!» Он весь просиял и обещал вернуться через несколько минут с табаком и бутербродами. Теперь все в камере проснулись. Я отдал кисет с табаком Стивену Тефу и Джону Гаэтсью, которые курили, а бутерброды разделил между всеми остальными.

В течение следующих нескольких недель цветной надзиратель почти каждый вечер приносил нам табак и бутерброды, и я делил это богатство между своими сокамерниками. Надзиратель шел на большой риск, и он предупредил меня, что готов иметь дело только непосредственно со мной.

Когда мы прибыли на остров Роббен, то понятия не имели, сколько там находится заключенных. Через несколько дней мы узнали, что в этой тюрьме насчитывается около тысячи человек, все – африканцы, все переведены сюда недавно. Большинство из них были осужденными по преступлениям, предусмотренным общим правом, но я знал, что среди них находятся и политические заключенные. Я хотел связаться с ними, однако нас полностью изолировали. Первые несколько дней нас держали взаперти в нашей камере, не разрешая покидать ее. Мы потребовали, чтобы нас отправили на работы, как и других заключенных. Вскоре наше требование было удовлетворено, но нас вывели на работы одних под присмотром Клейнханса. Нам предстояло закопать какую-то недавно проложенную трубу, для этого нас привели на небольшой холм, с которого мы могли видеть часть острова. Природа там была дикой и прекрасной.

В тот первый день мы усердно работали, однако с каждым последующим днем Клейнханс все сильнее давил на нас. Он делал это весьма грубо, словно подгонял лошадь или корову: «Nee, man! Kom aan! Gaan aan!» («Нет, парень, не так! А ну-ка, быстрее! Поторопись!») В какой-то момент Стивен Тефу, который был старше всех нас, положил лопату, на что Клейнханс тут же пригрозил ему наказанием. Тогда Стивен ответил ему на африкаанс: «Вы просто невежда, который не умеет даже правильно говорить на своем родном языке. И вы не можете указывать мне, что делать. Я буду работать в своем собственном темпе. Это то, что я готов сделать. И это все, что я могу сделать». Затем он с большим достоинством взял лопату и продолжил работу. Стивен был преподавателем языка африкаанс и прекрасно изъяснялся не только на нем, но и на его предшественнике, верхненемецком языке. Стивен всегда разговаривал с надзирателями покровительственно и высокопарно, и они вряд ли понимали нюансы его речи. Зато они уяснили для себя, что с ним лучше не вступать в словесную перепалку.

Как я уже упоминал, в тюрьме на острове Роббен работали два брата Клейнханс, которые весьма жестоко обращались с заключенными. За нами присматривал старший брат, которого, должно быть, предупредили, чтобы он проявлял некоторую сдержанность в отношении нас, потому что он вел себя соответствующим образом. Младший же брат был не в курсе этого предостережения. Однажды мы, возвращаясь с работы, проходили мимо зоны, где несколько сотен заключенных возили песок в тачках. Это не были политические заключенные. Братья начали беседовать, и обеим нашим группам было велено на это время остановиться и ждать. Младший Клейнханс в процессе беседы приказал одному заключенному из своей группы почистить ему ботинки. Этой паузы оказалось достаточно, чтобы я узнал среди заключенных его группы тех, кто был в свое время приговорен к смертной казни за участие в антиправительственных выступлениях сельскохозяйственных рабочих в Сехухунеленде в 1958 году. Я повернулся, чтобы получше рассмотреть их, и младший Клейнханс, заметив это, грубо приказал мне смотреть в другую сторону. Не знаю, как бы я отреагировал в другой ситуации, но сейчас я находился на виду у других заключенных, и на карту была поставлена моя гордость, поэтому я отказался делать это. Младший брат двинулся ко мне с явным намерением расправиться со мной, но, когда он был уже буквально в нескольких шагах от меня, к нему подбежал старший Клейнханс, прошептал ему несколько слов – и инцидент был исчерпан.