Тем не менее система бантустанов была введена. Избиратели высказались против нее, но, по существу, поддержали эту систему уже самим фактом участия в голосовании. Хотя я ненавидел систему бантустанов, я осознавал, что АНК должен использовать как саму эту структуру, так и тех, кто был в ней задействован, для проведения нашей политики. Такая практика была особенно актуальна, учитывая тот фактор, что многие из лидеров АНК теперь лишились возможности публичных выступлений, оказавшись в тюрьме, ссылке или под правительственным запретом.
Cопротивление народных масс против реализации положений Закона о содействии самоуправлению банту усилилось, и по мере нарастания актов саботажа росла и ответная реакция правительства. Джон Форстер[59]
, новый министр юстиции, который сам во время Второй мировой войны находился под арестом за противодействие правительственной политике по поддержке союзников Южной Африки в войне против гитлеровской Германии, являлся человеком, весьма далеким от каких-либо сантиментов. Он считал метод «железного кулака» лучшим и единственным ответом на подрывную деятельность оппозиционных сил.1 мая 1963 года правительство приняло закон, призванный, как выразился Форстер, «сломать хребет» формированиям «Умконто ве сизве». Закон о поправках к Общему законодательству, более известный как Закон о 90-дневном задержании, отменял право на неприкосновенность личности и разрешал любому сотруднику полиции задерживать любое лицо без ордера, лишь на основании подозрения в политическом преступлении. Подозреваемые могли быть задержаны без суда, без предъявления обвинения, без доступа к адвокату или защиты от самооговора на срок до девяноста дней. Причем, как зловеще объяснил Форстер, власти могли продлевать 90-дневное заключение (путем повторного задержания еще на 90 дней сразу же после освобождения)«практически до бесконечности». Принятый закон способствовал превращению страны в полицейское государство. Ни один диктатор не мог бы возжелать большей власти, чем та, которая предоставлялась посредством Закона о 90-дневном задержании. Как результат, полиция стала проявлять бо́льшую жестокость. Заключенных теперь регулярно избивали, и вскоре до нас дошли сведения о применении электрического тока, удушении и других формах пыток. В парламенте лишь Хелен Сузман, представительница либеральной Прогрессивной партии, одна-единственная из всего депутатского корпуса страны проголосовала против этого закона.
Были ужесточены наказания за членство в незаконных организациях. За «содействие целям» коммунизма или же целям каких-либо запрещенных структур виновным теперь могли быть вынесены приговоры от пяти лет до смертной казни. Политические заключенные арестовывались повторно. Как мне стало известно, когда в мае 1963 года истек трехлетний срок заключения Роберта Собукве, власти вместо того, чтобы освободить его, просто-напросто вновь арестовали без предъявления обвинения и отправили на остров Роббен.
Форстер также внес существенные изменения в Закон о подрывной деятельности, принятый в июне 1962 года. Этот закон изначально предусматривал содержание под домашним арестом и строгие правительственные запреты, не подлежащие опротестованию в суде. Теперь же ограничения гражданских свобод стали аналогичны применяемым при самых жестких фашистских диктатурах. Минимальное наказание за акты саботажа стало составлять пять лет без права досрочного освобождения, максимальное – смертная казнь. Поскольку формулировки этого закона в новой редакции были весьма расплывчатыми, то даже такие действия, как незаконное проникновение на охраняемую территорию или незаконное хранение оружия, могли теперь быть расценены как подрывная деятельность. Другой акт парламента запретил воспроизведение любого заявления, сделанного арестованным или осужденным. Таким образом, теперь в газетах не могло быть опубликовано ничего из того, что я когда-либо произносил. В конце 1962 года было запрещено издание «Нью Эйдж», и хранение запрещенных публикаций стало уголовным преступлением, наказуемым лишением свободы на срок до двух лет. Положение о домашнем аресте также широко применялось, наиболее известно его применение в отношении белой политической активистки Хелен Джозеф.
54
Однажды вечером, где-то в конце мая, в мою камеру вошел надзиратель и приказал мне собрать свои вещи. Я попытался узнать причину этого, однако не получил никакого ответа. Менее чем через десять минут я оказался в приемном отделении тюрьмы, где уже находились трое других политических заключенных: Стивен Тефу, Джон Гаэтсью и Аарон Молет. Полковник Аукамп коротко сообщил нам, что нас переводят в другое место. «Куда?» – поинтересовался Стивен Тефу. «Это весьма красивое место», – ответил Аукамп. «И все же – куда?» – переспросил Тефу. «Die Eiland», – сказал Аукамп. Остров. Для нас это мог быть лишь один остров – остров Роббен.