Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Тюрьма не только лишает вас свободы, она еще пытается отнять у вас вашу личность. В тюремных стенах все носят одну и ту же форму, едят одну и ту же пищу, живут по одному и тому же расписанию. Тюрьма, по существу, представляет собой авторитарное государство, которое всеми имеющимися силами и средствами борется с любыми проявлениями независимости или индивидуальности. Не только борцу за свободу, но и любому человеку, оказавшемуся в тюрьме, необходимо противостоять попыткам тюремных властей подавить его стремление к независимости и индивидуальности.

Из здания суда меня отвезли прямо в тюрьму «Претория Локал», мрачное чудовище из красного кирпича, которое уже было мне хорошо знакомо. Но теперь я выступал в статусе заключенного, осужденного по приговору суда, а не лица, находящегося в предварительном заключении в ожидании суда, и со мной обращались даже без того небольшого уважения, которое оказывается последнему. С меня сняли одежду, и полковник Джейкобс, наконец-то, смог завладеть моей леопардовой накидкой. Мне выдали стандартную тюремную форму для чернокожих африканцев: пару шорт, грубую рубашку цвета «хаки», холщовую куртку, носки, сандалии и матерчатую шапочку. Тюремные власти по уже заведенной практике выдают шорты только чернокожим африканцам, стремясь тем самым подчеркнуть, что воспринимают их в качестве «бо́ев».

Я сообщил своим тюремщикам, что ни при каких обстоятельствах не надену шорты, и предупредил, что готов обратиться по этому вопросу в суд с протестом. Позже, когда мне принесли на ужин жесткую холодную кашу с половинкой чайной ложки сахара, я отказался это есть. Полковник Джейкобс, поразмыслив, нашел выход из этого положения: он предложил мне носить длинные брюки и иметь собственный стол в том случае, если я соглашусь сидеть в одиночной камере. «Мы собирались поместить тебя с другими политическими заключенными, – сказал он мне, – но теперь тебе придется припухать одному, парень. Надеюсь, тебе это понравится». Я в ответ заверил его, что буду вполне согласен с одиночным заключением, если только смогу носить и есть то, что выберу по своему усмотрению.

Следующие несколько недель я провел в полной изоляции. Я не видел лиц и не слышал голосов других заключенных. Я был заперт в одиночной камере двадцать три часа в сутки, имея возможность совершать две получасовые прогулки: одну – утром, другую – вечером. Я никогда раньше не сидел в одиночной камере, и каждый час казался мне целым годом. В камере не было естественного освещения, единственная лампочка горела над головой двадцать четыре часа в сутки. Мне не полагалось иметь наручных часов, и я часто считал, что сейчас середина ночи, когда на самом деле был лишь ранний вечер. Я был лишен книг, не мог писать, мне не с кем было поговорить. Я понял, что мой разум начинает замыкаться на самом себе, и мне отчаянно хотелось чего-то вне себя, на чем можно было бы сосредоточить свое внимание. Я поверил в истории про заключенных, которые предпочли получить полдюжины ударов плетью, чем сидеть в одиночной камере. Спустя некоторое время я был готов наслаждаться обществом случайно попавших в камеру насекомых и оказался на грани того, чтобы начать разговаривать с тараканом.

Одним из моих надзирателей был чернокожий африканец средних лет, и как-то я попытался подкупить его яблоком, чтобы склонить к разговору со мной. «Баба! – обратился я к нему, что означает ”отец“ и является выражением уважения. – Могу я угостить вас яблоком?» Он отвернулся и на все мои последующие попытки завязать разговор отвечал глухим молчанием. В конечном итоге он сказал: «Парень, ты хотел длинные брюки и еду получше. Теперь у тебя все это есть, но ты все равно чувствуешь себя несчастным». И он был прав: ничто так не деморализует человека, как отсутствие общения с другими людьми. Через несколько недель я был готов поступиться своей гордостью и признаться полковнику Джейкобсу, что променял бы свои длинные брюки на какую-нибудь компанию.

В течение этих недель у меня было достаточно времени, чтобы как следует обдумать свою судьбу. Место борца за свободу – рядом со своим народом, а не за решеткой. Теперь же те знания и связи, которые я недавно приобрел в ходе своей поездки по Африке, оказались заперты вместе со мной в тюремной камере. Я проклинал тот факт, что приобретенный мной опыт не может быть использован для создания освободительной армии.

Вскоре я начал энергично протестовать против условий своего содержания и требовать, чтобы меня поместили вместе с другими политическими заключенными, находившимися в тюрьме «Претория Локал». Среди них был Роберт Собукве. Мою просьбу в конечном счете удовлетворили, однако полковник Джейкобс сопроводил это строгим предупреждением, что новые случаи дерзкого поведения с моей стороны приведут к самым серьезным последствиям. Не думаю, что когда-либо в своей жизни я так сильно мечтал о холодной маисовой каше.