Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Я готов понести наказание, хотя и знаю, насколько тяжело приходится африканцу в тюрьмах этой страны. Мне приходилось бывать в этих тюрьмах, и я знаю, насколько велика в них дискриминация. Даже за тюремными стенами обращение с африканскими заключенными намного хуже, чем с белыми. Тем не менее эти соображения не могут сбить меня с того пути, который я выбрал, и поколебать моих коллег. Ибо для людей свобода в их собственной стране – это вершина их чаяний, и в необходимости борьбы за эту цель убежденных борцов ничто не может поколебать. Сильнее, чем мой страх перед ужасными тюремными условиями, в которых я окажусь, является моя ненависть к тем ужасным условиям, в которых оказался мой народ за пределами тюремных стен на территории всей нашей страны…

Какой бы приговор, Ваша честь, этот суд ни счел нужным вынести мне за преступления, которые мне вменяются в вину, можно быть уверенным в том, что, когда я отбуду свое наказание, я буду по-прежнему движим своей совестью. Я буду по-прежнему движим своей неприязнью к расовой дискриминации в отношении моего народа, чтобы, выйдя из тюрьмы, продолжить, насколько это будет возможно, борьбу против несправедливости, пока с ней не будет покончено раз и навсегда…

Я выполнил свой долг перед моим народом и Южной Африкой. Я не сомневаюсь, что потомки признают меня невиновным, а преступниками, которые должны предстать перед этим судом, – членов правительства Хендрика Фервурда».

Когда я закончил свое выступление, магистрат объявил десятиминутный перерыв для вынесения приговора. Прежде чем выйти из зала суда, я повернулся и посмотрел на присутствовавших. У меня не было никаких иллюзий по поводу предстоящего мне приговора. Ровно через десять минут магистрат в переполненном зале суда, в котором царило непередаваемое напряжение, огласил приговор: виновен и приговаривается к трем годам тюремного заключения за подстрекательство к забастовке и к двум годам тюремного заключения за выезд из страны без действительных проездных документов, итого пять лет тюремного заключения без возможности условно-досрочного освобождения. Это был суровый приговор, и в зале суда кто-то из присутствовавших заплакал. Когда члены суда стали уходить, я повернулся к галерке, поднял сжатый кулак и трижды прокричал клич Африканского национального конгресса: «Amandla!» После этого собравшиеся в зале суда начали петь наш прекрасный гимн: «Nkosi Sikelel’ iAfrika» («Боже, благослови Африку»). Когда меня уводили, люди пели и танцевали, а женщины причитали. Это заставило меня на какое-то время забыть о том, что я отправлялся в тюрьму, чтобы отбыть самый суровый приговор, вынесенный в Южной Африке за политическое преступление.

Мне разрешили коротко попрощаться с Винни, и на этот раз она не выглядела мрачной. Напротив, она была в приподнятом настроении и не пролила ни слезинки. Она казалась уверенной в себе, полной решимости поддержать меня, моим коллегой по освободительной борьбе. Когда меня увозили в полицейском фургоне, я все еще слышал, как люди снаружи пели: «Nkosi Sikelel’ iAfrika».

52