Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Нас четверых сковали вместе и посадили в полицейский фургон без окон, в котором было лишь санитарное ведро. Мы всю ночь ехали в направлении Кейптауна и прибыли в городские доки на следующий день уже ближе к вечеру. Можно вообразить себе, насколько нелегко и неприятно мужчинам, скованным вместе, пользоваться санитарным ведром в движущемся фургоне.

Доки Кейптауна были переполнены вооруженными полицейскими и нервными чиновниками. Нас, все еще скованных, поместили в трюм старого деревянного парома, где нам пришлось стоять, в то время как его раскачивало на прибрежных волнах. Маленький иллюминатор наверху являлся единственным для нас источником света и воздуха. Он служил и другой цели: надзирателям нравилось мочиться на нас сверху. Было еще светло, когда нас вывели на палубу, и мы впервые увидели остров. Зеленый и красивый, он больше походил на курорт, чем на тюрьму.

Esiguithini («тот остров») – вот как народ коса называет узкий, продуваемый всеми ветрами скалистый холм, находящийся в восьми милях от побережья Кейптауна. И как только они произносят это слово, все сразу понимают, о каком именно острове идет речь. Впервые я услышал о нем еще ребенком. Остров Роббен стал хорошо известен среди народа коса после того, как англичане заключили здесь в тюрьму вождя народа коса Маканну Нкселе, который был ростом шесть футов шесть дюймов[60]. В ходе Четвертой пограничной войны, известной также как «Война Нкселе»[61], вождь Маканна, возглавляя отряды численностью десять тысяч воинов, в 1819 году попытался взять город Грэхэмстаун[62], однако потерпел поражение и попал в плен. Он пытался бежать с острова Роббен на лодке, но утонул, не добравшись до берега. Память об этом горестном событии осталась в языке моего народа в фразе «Ukuza kuka Nxele», что означает «отчаянное предприятие», или «надежда, которой вряд ли суждено сбыться».

Маканна Нкселе был не первым африканским героем, заключенным на острове Роббен. В 1658 году Аутшумао[63], известный европейским историкам как Гарри де Страндлопер, был сослан на этот остров Яном ван Рибеком во время войны между голландцами и готтентотами, южноафриканской этнической общностью. Я несколько утешился воспоминаниями об Аутшумао, поскольку тот считается первым и единственным человеком, который когда-либо сбежал с острова Роббен, добравшись до материка на маленькой лодке.

Остров Роббен получил свое название от голландского слова, означающего «тюлень». Сотни этих животных когда-то резвились в холодном Бенгальском течении, омывающем западные берега Африки. Позже остров служил местом для поселения прокаженных, сумасшедшего дома и военно-морской базы. Правительство лишь недавно вновь превратило этот остров для размещения здесь тюрьмы.

* * *

Нас встретила группа белых надзирателей крепкого телосложения, которые кричали нам: «Dis die Eiland! Hier gaan julle vrek!» («Это и есть Остров! Здесь все вы сдохнете!») Перед нами находился тюремный комплекс, окруженный караульными помещениями. Вдоль дорожки, ведущей к комплексу, выстроились вооруженные охранники. Обстановка была чрезвычайно напряженной. Высоченный краснолицый надзиратель крикнул нам: «Hier is ek jou baas!» («Здесь я – твой босс!») Это был один из печально известных братьев Клейнханс, известных своей крайней жестокостью по отношению к заключенным. Надзиратели здесь всегда говорили только на африкаанс. Если бы вы рискнули ответить им по-английски, то в ответ услышали бы: «Ek verstaan nie daardie kafferboetie se taal nie» («Я не понимаю этого языка кафров-любовников»).

Когда мы двинулись, было, к тюрьме, охранники начали кричать нам: «Два-два! Два-два!» Это означало, что мы должны идти двумя парами: двое впереди, двое сзади. Я, перестроившись, встал в пару со Стивеном Тефу. После этого охранники подали команду: «Haas! Haas!» Слово haas на африкаанс означает «двигаться», и обычно оно используется для крупного рогатого скота.

Таким образом, надзиратели требовали, чтобы мы побежали трусцой. Я повернулся к Стивену Тефу и вполголоса сказал, что мы сейчас должны подать всем остальным пример, поскольку, если только мы сейчас сдадимся, то полностью окажемся во власти тюремщиков. Стивен Тефу кивнул головой в знак согласия. Мы должны были продемонстрировать, что мы не рядовые уголовники, а политические заключенные, которых осудили за их убеждения.

Я жестом показал Стивену Тефу, что мы с ним должны идти первыми, и мы двинулись впереди других заключенных. Оказавшись в первой паре, мы пошли подчеркнуто неторопливо. Охранники не поверили своим глазам. «Послушайте! – закричал Клейнханс. – Это вам не Йоханнесбург, это не Претория, это остров Роббен, и мы не потерпим здесь никакого неповиновения. Хаас! Хаас!» Однако мы продолжали идти своим неторопливым размеренным шагом. Клейнханс приказал всем остановиться, встал перед нами со Стивеном Тефу и пригрозил мне: «Послушай, парень, мы убьем тебя, мы не шутим! И твои жены, дети и родители никогда не узнают, что с тобой случилось. Это последнее предупреждение. Хаас! Хаас!»