Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Каждый вечер в тюрьме «Претория Локал» перед тем, как тушили свет, раздавалось эхо песен африканских заключенных. Это были песни свободы. И мы тоже принимали участие в этом замечательном хоре. И каждый вечер за несколько секунд до того, как наступала темнота, словно повинуясь какой-то безмолвной команде, гул голосов прекращался, и вся тюрьма погружалась в тишину. Затем из десятков мест по всей тюрьме раздавалось восклицание: «Amandla!» («Власть!») Вслед за этим раздавался ответ сотен голосов: «Ngawethu!» («Власть – наша!») Впоследствии мы сами начинали и сами же продолжали эту перекличку, но в тот первый вечер после вынесения нам приговора другие безымянные заключенные взяли инициативу в свои руки, и голоса по всей тюрьме казались необычно сильными. Они словно готовили нас к тому, что нам предстояло.

Часть восьмая. Остров Роббен: мрачные годы

59

Посреди ночи я проснулся и уставился в потолок. Сцены судебного процесса все еще крутились у меня в голове и не давали мне крепко уснуть. Внезапно я услышал шаги в коридоре. Я насторожился: меня поместили в одиночную камеру, находившуюся вдали от остальных. В дверь моей камеры стукнули, и я увидел сквозь решетку лицо полковника Аукампа.

– Мандела, – поинтересовался он хриплым шепотом, – ты не спишь?

– Нет, – ответил я.

– Ты просто счастливчик, – заявил он. – Тебя везут туда, где ты обретешь свою свободу. Ты сможешь там передвигаться и будешь видеть океан и небо, а не только серые стены.

В его словах не было никакого сарказма, однако я прекрасно понимал, что место, о котором он вел речь, не даст мне той свободы, к которой я стремился. Затем полковник Аукамп бросил довольно загадочную реплику:

– Если только ты не будешь создавать там никаких проблем, то получишь все, что захочешь.

После этого он разбудил всех остальных из нас (каждый находился в одиночной камере) и приказал собирать свои вещи. Пятнадцать минут спустя мы уже передвигались по железному лабиринту тюрьмы «Претория Локал» с ее бесконечной чередой лязгающих металлических дверей, эхом отдававшихся в наших ушах.

Когда мы выбрались наружу, нас, всех семерых (Уолтера Сисулу, Рэймонда Мхлабу, Гована Мбеки, Ахмеда Катраду, Эндрю Млангени, Элиаса Мотсоаледи и меня), заковали в наручники и погрузили в полицейский фургон. Было уже далеко за полночь, но никто из нас не чувствовал усталости, и атмосферу нельзя было назвать мрачной. Мы сидели на пыльном полу, пели и скандировали, заново переживая последние моменты нашего суда. Надзиратели снабдили нас бутербродами и холодными напитками. Вместе с нами в фургоне сидел лейтенант Ван Вик, достаточно приятный парень. Во время одного из перерывов в нашем пении он решил высказать свое независимое мнение о нашем будущем: «Вы, ребята, в тюрьме долго не просидите. Слишком активно все требуют освободить вас. Через год или два вы выйдете – и станете национальными героями. Вас будут приветствовать восторженные толпы, все захотят стать вашими друзьями, все женщины будут желать вас. Да, ребята, у вас это получилось!» Мы слушали его молча, но, не буду скрывать, его реплика меня очень приободрила. Его предсказание относительно конечного результата оказалось верным, только вот задержалось оно почти на три десятилетия.

* * *

Менее чем через полчаса посреди ночи под усиленным полицейским эскортом мы оказались на небольшом военном аэродроме за городом. Нас втолкнули в «Дакоту», большой военно-транспортный самолет, знававший лучшие времена. Он не отапливался, и мы дрожали от холода в его брюхе. Некоторые из нас никогда раньше не летали, поэтому они больше беспокоились о перелете, чем о нашей конечной цели. Подпрыгивать в самолете в воздушных ямах на высоте пятнадцати тысяч футов им казалось гораздо более рискованным, чем оказаться запертыми в тюремных камерах за высокими глухими стенами.

Примерно через час после нашего взлета рассвет осветил местность под нами. Как только стало возможно что-то разглядеть в свете наступавшего утра, мы прильнули к иллюминаторам. Мы летели на юг над сухими плоскими равнинами провинции Оранжевое Свободное государство и зеленым гористым Капским полуостровом. Я тоже вытянул шею, чтобы рассмотреть в иллюминатор местность под нами, однако я изучал открывавшийся перед нами пейзаж не как турист, а как военный стратег, выискивая те районы, где могли бы укрыться партизанские отряды.

С момента создания формирований «Умконто ве сизве» между нами шел непрерывный спор о том, может ли сельская местность Южной Африки обеспечить партизанскую деятельность. Бо́льшая часть Национального высшего командования считала это невозможным. Когда мы пролетали над лесистой горой Матросберг на Капском полуострове, я крикнул своим коллегам, что это именно та местность, где мы могли бы разместить свои партизанские отряды. Все заволновались и вытянули шеи, чтобы получше рассмотреть окрестности под нами. Действительно, этот густо поросший лесом район вполне мог укрыть зарождающиеся партизанские силы.