Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Селби Нгендейн подбирал песни, аранжировал их, выискивал солистов и дирижировал нашим хором. Концерт проводился рождественским утром в тюремном дворе. Мы перемежали традиционные английские рождественские песни с африканскими, вкрапливали в свой репертуар несколько песен протеста. Тюремные власти либо не видели в этом особой крамолы, либо просто не считали нужным углубляться в этот вопрос. Нашей аудиторией выступали надзиратели, и они наслаждались нашим пением так же, как и мы сами.

До того как оказаться в тюрьме, Селби Нгендейн не воспринимался в качестве серьезного политика, однако в заключении он проявил свои лучшие качества и стал заметной личностью. В тюрьме любят тех, у кого жизнерадостный характер, а у Селби он был именно таким. Тюрьма – это всегда испытание для человека, в котором проверяется его характер. Некоторые, попав в тюрьму, закаляют свой характер и раскрываются с лучшей стороны, в то время как другие оказываются совершенно иными, чем казались на свободе.

Кроме концерта, мы организовали также турниры по шахматам и шашкам, играли в слова и бридж. Я каждый год принимал участие в соревнованиях по шашкам и несколько лет подряд выигрывал главный приз, которым обычно являлся шоколадный батончик. Мой стиль игры отличался неторопливостью и продуманностью каждого хода, я проявлял крайнюю осторожность, тщательно просчитывая возможные последствия каждого варианта. Перед каждым ходом мне требовалось много времени на то, чтобы основательно обдумать его. Мне не хотелось бы проводить каких-либо аналогий, но точно так же я предпочитал действовать и в политике.

Большинство моих соперников играли гораздо быстрее и порой просто теряли терпение, оказавшись со мной за одной доской. Чаще всего моим противником оказывался Дон Дэвис, член Движения за неевропейское единство Южной Африки. Он вырос в Кимберли, городе, за которым закрепился статус алмазной столицы страны. Дон Дэвис был суровым, бесстрашным парнем, однако чрезвычайно нервным. Он прекрасно играл в шашки, но его стиль игры разительно отличался от моего. Когда Дон принимал участие в соревнованиях по шашкам, по его лицу струился пот от напряжения и волнения. Он делал свои ходы настолько быстро, словно за скорость начислялись очки. Мы с Доном несколько раз оказывались в финале нашего ежегодного тюремного турнира.

Дон называл меня Кипу из-за одной привычки, которая у меня была при игре в шашки. Я тщательно обдумывал все возможные варианты, после этого, приготовившись перемещать свою шашку, я кричал: «Qhipu!» («Я хожу!») – и затем уже двигал ее. Дона это выводило из себя, и он называл меня Кипу скорее в раздражении, чем по-дружески.

Мы с Доном сыграли во многих турнирах, и даже если он выигрывал, то через несколько минут возвращался и предлагал мне еще одну партию. Дон готов был играть в шашки бесконечно, и он не отставал от меня, пока я в конце концов не соглашался на очередную партию. Вскоре я проводил так много времени, играя с Доном в шашки, что, по существу, забросил все остальные свои занятия. Когда я однажды не смог сдать какой-то экзамен в ходе своей учебы и мои товарищи поинтересовались у меня, в чем причина, я тут же ответил, вызвав всеобщий смех: «Дон Дэвис!»

Наше любительское театральное общество каждый год готовило на Рождество очередную пьесу. Моя театральная карьера, которая приостановилась с тех пор, как я сыграл в Форт-Хэйре Джона Уилкса Бута, убийцу президента Линкольна, на острове Роббен возродилась. Наши постановки сейчас назвали бы минималистичными, поскольку не было ни сцены, ни декораций, ни костюмов. Все, что у нас было, – это слова нашей пьесы.

Мне довелось сыграть лишь в нескольких драматических пьесах, зато у меня была одна весьма запоминающаяся роль: Креонт, правитель Фив в трагедии Софокла «Антигона». В тюрьме я прочел некоторые древнегреческие трагедии и нашел их чрезвычайно воодушевляющими. В них подчеркивалось, что характер человека по-настоящему проявляется в трудных ситуациях и что героем можно по праву считать того человека, которого не способны сломить даже самые тяжелые обстоятельства.

Когда в качестве пьесы для представления ее на Рождество была выбрана «Антигона» Софокла, я сам изъявил готовность принять в ней участие, и меня попросили сыграть Креонта, пожилого царя Фив, который вел гражданскую войну за то, чтобы править своим любимым городом-государством Древней Греции. С самого начала пьесы Креонт предстает перед нами как искренний и патриотичный человек. В его речах сквозит мудрость, когда он утверждает, что правитель всегда проявляется в своих практических действиях и что долг перед своим народом важнее преданности отдельному человеку:

«Я знаю: безрассудно полагать,
Что понял мысль и душу человека,
Покуда власти не отведал он…
И кто отчизны благо ценит меньше,
Чем близкого, – тот для меня ничто»

[84].