Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Для меня в тюрьме не было ничего более мучительного, чем мысль о том, что Винни тоже оказалась за тюремными стенами. Я всячески храбрился, однако на самом деле был глубоко встревожен сложившейся ситуацией. Ничто так не тревожило меня, как мысль о том, что Винни находится в одиночном заключении. Хотя я часто просил других не беспокоиться о нас, у меня при этом не получалось следовать своему собственному совету. Я провел множество бессонных ночей, спрашивая сам себя: «Как власти обращались с моей женой? Как она выдерживает все это? Кто присматривает за нашими дочерями? Кто будет платить за квартиру и за проживание?» Постоянно мучиться подобными вопросами и не иметь возможности ответить на них – это настоящая душевная пытка.

Бригадир Аукамп разрешил мне отправлять письма Винни и передал мне одно или два письма от нее. Обычно заключенным, ожидающим суда, переписка запрещена, однако Аукамп разрешил нам ее в качестве одолжения мне. Я был благодарен ему, хотя и прекрасно понимал, что тюремные власти пошли на этот шаг вовсе не по доброте душевной, а потому что они тем самым получили возможность читать наши письма в надежде получить полезную для себя информацию, в том числе ту, которая помогла бы им выдвинуть против Винни обоснованные обвинения.

В то время я пережил еще одну тяжелую потерю. Как-то холодным июльским утром 1969 года, через три месяца после того, как я узнал об аресте Винни, меня вызвали в тюремную канцелярию и передали телеграмму, которая содержала всего одно предложение. Это было сообщение от моего младшего сына Макгато о том, что его старший брат и мой первый сын Мадиба Тембекиле, которого все мы звали Темби, погиб в автомобильной катастрофе в Транскее. Темби было двадцать пять лет, и у него осталось двое маленьких детей.

Что можно сказать об этой трагедии? Я сильно переживал по поводу своей жены, я горевал в связи со смертью своей матери, а теперь на меня свалилось новое горе… У меня просто не было слов, чтобы выразить всю ту безмерную боль, которую я испытывал. Пустоту, возникшую в моей душе, невозможно было ничем заполнить. Эта страшная новость разбила мое сердце.

Я вернулся в свою камеру и лег на кровать. Не знаю, как долго я так пробыл. К обеду я не вышел. Кто-то из заключенных заглянул ко мне и о чем-то спросил, но я ничего не сказал. Наконец ко мне подошел Уолтер Сисулу. Когда он опустился на колени у моей кровати, я протянул ему телеграмму. Он ничего не сказал, а только взял меня за руку. Я не знаю, как долго он оставался со мной. В такие моменты нет таких слов, которые были бы способны приглушить скорбь.

Я обратился к тюремным властям за разрешением присутствовать на похоронах своего сына. Как отец, я нес ответственность за то, чтобы его душа упокоилась с миром. Я заявил тюремной администрации, что меня можно отправить в сопровождении целого отряда полицейских и что я готов дать слово чести, что вернусь в тюрьму. Мне, однако, было отказано. Мне разрешили лишь написать письмо матери Темби, Эвелин, в котором я постарался сделать все возможное, чтобы утешить ее и заверить, что разделяю ее страдания.

Я вспомнил один день, когда Темби, еще совсем мальчик, пришел навестить меня на конспиративной квартире в Сирилдене, пригороде Йоханнесбурга. Из-за моих судебных процессов и подпольной деятельности я некоторое время не имел возможности встречаться с ним. Я застал его врасплох за тем, что он надел мою старую куртку, которая доходила ему до колен. Должно быть, он испытал утешение и гордость, надев одежду своего отца. Я точно так же когда-то носил одежду своего собственного отца. Перед тем как попрощаться со мной, он выпрямился во весь рост, стараясь казаться как можно более взрослым, и сказал мне: «Я присмотрю за нашей семьей, пока тебя не будет с нами».

Часть девятая. Остров Роббен: проблеск надежды

71

Улучшение условий нашего содержания в тюрьме на острове Роббен происходило крайне медленно. Порой в этом вопросе намечался какой-то прогресс, за которым, как правило, следовал период очередного спада и полного провала всех наших усилий. Мы могли потратить годы на то, чтобы одержать скромные победы по ряду вопросов, а затем в одночасье все возвращалось в прежнее состояние. Это был поистине сизифов труд: мы толкали камень по склону горы на ее вершину только для того, чтобы он затем скатился вниз. Тем не менее условия нашего содержания, действительно, отчасти улучшились. Мы выиграли много небольших сражений за свои права, которые в целом привели к изменению общей ситуации на острове Роббен. Хотя не мы являлись правителями острова, тюремные власти не могли управлять им без нас, и после отъезда ван Ренсбурга наша жизнь здесь стала более или менее терпимой.