Она проделала ко мне путь от Транскея в сопровождении моего сына Макгато, моей дочери Маказиве и моей сестры Мейбл. С учетом того что у меня было сразу четверо посетителей и что они приехали издалека, тюремные власти продлили время посещения с получаса до сорока пяти минут.
Я не видел моих детей с момента суда, за это время они стали совсем взрослыми, и выросли они без меня. Я смотрел на них с удивлением и гордостью. Но, хотя они выросли, я все еще относился к ним как к детям, которыми они были, когда я попал в тюрьму. Возможно, они и изменились, но не для меня.
Моя мать сильно похудела, и это меня очень беспокоило. Ее лицо казалось изможденным. Только моя сестра Мейбл, казалось, совершенно не изменилась. Хотя мне было очень приятно увидеть всех их и обсудить наши семейные вопросы, я в первую очередь беспокоился о здоровье своей матери.
Я поговорил с Макгато и Мейбл об их намерении продолжить учебу, расспросил Мейбл о ее родственниках в Транскее. Время, как всегда, пролетело слишком быстро. Самое большое удовольствие от посещений часто заключается в воспоминании о них, но на этот раз я не мог перестать беспокоиться о своей матери. Я боялся, что это будет последний раз, когда я ее вижу.
Несколько недель спустя, когда я вернулся из известнякового карьера, мне велели пройти в тюремную канцелярию, чтобы забрать телеграмму. Она была от Макгато, который сообщал мне, что моя мать умерла от сердечного приступа. Я немедленно обратился к тюремной администрации с просьбой разрешить мне присутствовать на похоронах в Транскее, но она отклонила ее. «Мандела, – сказали мне, – хотя известно, что вы – человек слова и не попытаетесь бежать, имеются опасения, что члены АНК могут похитить вас». Таким образом, я не смог похоронить свою мать, являясь ее старшим ребенком и единственным сыном.
В течение следующих нескольких месяцев я много думал о ней. Ее жизнь была отнюдь не легкой. Я мог как-то поддерживать ее, когда у меня была практика адвоката, но с того момента, как я попал в тюрьму, я ничем не мог ей помочь. Я никогда не был так внимателен к ней, как следовало бы.
Смерть матери заставляет каждого оглянуться назад и оценить свою прожитую жизнь. Те проблемы, с которыми она сталкивалась, ее трудности, ее бедность заставили меня в очередной раз усомниться в том, что я выбрал правильный путь. Для меня всегда стоял вопрос: «Сделал ли я правильный выбор, поставив благополучие всех людей выше благополучия моей собственной семьи?» В течение долгого времени моя мать не имела ни малейшего понятия о том, что я борец за свободу. Моя семья не хотела принимать участия в освободительной борьбе, однако в результате моего участия в ней она оказалась наказанной за это.
Однако вернусь к отправной точке. В Южной Африке трудно игнорировать нужды народа, даже за счет собственной семьи. Я сделал свой выбор, и в конце концов моя семья его поддержала. Однако это не уменьшило той горечи и той печали, которые я испытывал из-за того, что не смог сделать ее жизнь более комфортной. Это также не смогло уменьшить моей боли от того, что я не смог похоронить ее.
Ранним утром 12 мая 1969 года служба безопасности разбудила Винни в нашем доме в Орландо и задержала ее без предъявления обвинения в соответствии с Законом о подрывной деятельности 1967 года, который предоставил правительству беспрецедентные полномочия на арест любого гражданина и содержание его под стражей без судебной санкции. Позже я узнал, что этот рейд стал лишь частью общенациональных репрессий, в ходе которых были задержаны десятки других людей, включая сестру Винни. Когда Винни уводили, Зенани и Зиндзи цеплялись за ее юбки. Ее поместили в одиночную камеру в тюрьме «Претория Локал», где ей было отказано в освобождении под залог и каких-либо посещениях. В течение последующих недель и месяцев ее жестоко допрашивали.
Когда Винни наконец-то (спустя шесть месяцев!) предъявили обвинение, я постарался устроить так, чтобы ее интересы защищал Джоэл Карлсон, наш знакомый адвокат, который принимал активное участие в борьбе с апартеидом. Винни и еще двадцати двум арестованным в соответствии с Законом о подавлении коммунизма предъявили обвинение в попытке возродить структуры Африканского национального конгресса. Позже Джордж Бизос и Артур Часкалсон (оба – члены стороны защиты на судебном процессе в Ривонии) присоединились к ее защите. В октябре, через семнадцать месяцев после ее ареста, правительство отозвало свое обвинение без какого-либо объяснения причин, и Винни была освобождена. Через две недели ее снова арестовали и поместили под домашний арест. Она немедленно обратилась за разрешением навестить меня – и получила отказ.