Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Когда некоторые из этих заключенных, такие как Стрини Мудли из Южноафриканской студенческой организации и Сатс Купер из «Собрания чернокожих», попали в нашу тюремную секцию, я попросил их достать нам какие-нибудь публикации об их молодежных движениях и философии. Я хотел понять, что привело их к освободительной борьбе, что их мотивировало, каковы их идеи в отношении будущего нашей страны.

Вскоре после прибытия на остров Роббен молодых заключенных ко мне подошел представитель тюремной администрации и попросил меня в качестве жеста доброй воли обратиться к ним. Он хотел, чтобы я посоветовал им вести себя сдержанно, признать тот факт, что они находятся в тюрьме, и принять дисциплину тюремной жизни. Я ответил ему, что не готов к такому шагу. При сложившихся обстоятельствах они сочли бы меня пособником угнетателей.

Эти парни отказывались подчиняться даже основным тюремным правилам. Однажды я находился в главном офисе тюремной канцелярии на беседе с представителем тюремной администрации. Когда я выходил вместе с майором, мы в одном из кабинетов наткнулись на молодого заключенного, которого допрашивал тюремный чиновник. У молодого человека, которому было не более восемнадцати лет, на голове была тюремная шапочка, которую он не снял в присутствии тюремного офицера, что являлось нарушением установленных правил. Он также не встал, когда майор вошел в кабинет, что было еще одним нарушением.

Майор посмотрел на него и сказал:

– Пожалуйста, снимите свою шапочку.

Заключенный проигнорировал эту просьбу. Майор повторил раздраженным тоном:

– Снимите свою шапочку!

Заключенный повернулся, посмотрел на майора и спросил: – Зачем?

Я с трудом мог поверить в то, что только что услышал. Это был, действительно, вопрос истинного революционера: «Зачем?» Майор тоже казался озадаченным, однако нашел в себе силы ответить:

– Поскольку это противоречит правилам.

Молодой заключенный продолжил свои расспросы:

– А зачем вы ввели это правило? Какова его цель?

Этот допрос со стороны заключенного майору было слишком тяжело переносить, поэтому он вышел из комнаты, сказав мне напоследок:

– Мандела, поговорите с ним!

Однако я не стал ничего объяснять вместо него, а просто кивнул в сторону заключенного, чтобы дать ему понять, что я на его стороне.

* * *

Это было мое первое знакомство с «Движением черного самосознания». С запретом властями Африканского национального конгресса, Панафриканского конгресса и Коммунистической партии эта структура помогла заполнить вакуум освободительных организаций среди молодежи. Ее следует считать не столько движением, сколько философией, которая выросла из идеи о том, что чернокожие африканцы должны, прежде всего, освободиться от чувства психологической неполноценности, порожденного тремя столетиями правления белых. Как полагали сторонники «Движения черного самосознания», только в этом случае чернокожие африканцы смогут начать освободительную борьбу и по-настоящему освободиться от угнетения. В то время как активисты этой организации выступали за создание общества без расовых барьеров, они добивались исключения белого населения из этого процесса.

Эта концепция была мне знакома: она отражала те идеи, которых я сам придерживался во время создания Молодежной лиги АНК четверть века назад. Мы в тот период, по существу, тоже являлись сторонниками панафриканистских взглядов, выступали за этническую гордость и расовую уверенность в себе, отвергали помощь представителей белого населения в нашей борьбе. Во многих отношениях «Движение черного самосознания» представляло собой реакцию на ту же проблему, с которой пытались бороться мы и которая никуда не исчезла.

Но точно так же, как мы переросли свои взгляды, которых придерживались при формировании Молодежной лиги АНК, эти молодые люди (я был уверен в этом) должны были преодолеть некоторые заблуждения «Движения черного самосознания». Хотя я и был воодушевлен их воинственным настроем, наряду с этим я считал, что их философия, ориентирующаяся исключительно на интересы чернокожего населения, представляла собой промежуточный этап освободительной борьбы, и она вряд ли могла расцениваться как зрелая. Я видел свою роль в качестве уже умудренного политика в том, чтобы помочь этим молодым людям воспринять более широкие идеи Африканского национального конгресса. Я был уверен в том, что они в конечном итоге разочаруются в концепции «Движения черного самосознания», потому что их организация не предлагала никакой конкретной программы действий, никаких путей реализации протестных настроений.