Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом

Психологически для нас оказалось очень сложно быть вырванными с корнем из прежней обстановки так внезапно, без каких-либо объяснений. В тюрьме постоянно нужно быть готовым к тому, что тебя внезапно куда-то переместят, но привыкнуть к этому невозможно. Хотя теперь мы были на материке, мы чувствовали себя еще более изолированными, чем раньше на острове Роббен, который, когда мы отбывали там наказание, стал для нас центром борьбы. Теперь мы находили утешение в общении друг с другом и провели эти первые недели, размышляя о том, по какой причине нас перевели. Мы знали, что тюремная администрация уже давно опасалась того, что мы оказываем влияние на молодых заключенных, и возмущалась этим. Однако истинная причина, по-видимому, была более глубокой. Мы полагали, что власти стремились путем нашего перевода обезглавить группу заключенных из числа членов Африканского национального конгресса, отбывавших наказание на острове. Сама тюрьма на острове Роббен уже стала мифом в рядах борцов за освобождение, и власти решили за счет этого шага лишить это исправительное учреждение данного ореола. Уолтер Сисулу, Рэймонд Мхлаба и я являлись членами Высшего органа. Если наша версия была верна, то оставалось непонятным, зачем вместе с нами перевели Эндрю Млангени, который не был членом Высшего органа и вообще не относился к числу высшего руководства группы заключенных из состава АНК, содержавшихся на острове. Мы объясняли это тем, что тюремная администрация, возможно, этого не знала. Ее сведения о деятельности нашей организации в тюремных стенах зачастую были весьма неточными.

Наша гипотеза, похоже, подтвердилась, когда спустя несколько месяцев к нам присоединился также Ахмед Катрада, который являлся членом Высшего органа. Более того, он отвечал за обеспечение наших нелегальных контактов, и именно благодаря его усилиям мы могли общаться с новыми молодыми заключенными.

Через несколько недель после перевода Ахмеда Катрады к нам присоединился незнакомый нам заключенный (которого мы не знали по тюрьме с острова Роббен) Патрик Макубела, молодой юрист и член филиала АНК в восточной части Капской провинции. Он проходил юридическую практику у Гриффитса Мхендже, очень уважаемого адвоката, который выступал в качестве защитника многих арестованных из числа членов АНК и который был убит около Дурбана годом ранее. Патрик Макубела отбывал двадцатилетний срок за государственную измену и был переведен в тюрьму «Полсмур» из тюрьмы в Йоханнесбурге, где он смог организовать акцию протеста среди заключенных.

Поначалу мы скептически отнеслись к новоприбывшему и даже подумывали, не мог ли он быть подсадной уткой со стороны тюремных властей. Однако вскоре мы увидели, что наши опасения напрасны. Патрик был умным, дружелюбным, бесстрашным парнем, с которым мы очень хорошо ладили. Ему, должно быть, было нелегко жить с группой стариков, уже отсидевших два десятилетия.

* * *

Теперь мы отбывали свой срок в мире бетона. Я скучал по природному великолепию острова Роббен. Но в нашем новом доме тоже было много преимуществ. Во-первых, еда в тюрьме «Полсмур» была намного лучше. После многих лет трехразового питания маисовой кашей на острове Роббен обеды здесь из вполне законных порций мяса и овощей были похожи на пир. Кроме того, нам был разрешен довольно широкий набор газет и журналов, и мы могли получать из Лондона такие (ранее контрабандные) издания, как журнал «Тайм» и еженедельник «Гардиан». Тюремная администрация распахнула нам окно в более широкий мир. У нас также было радио, которое, однако, передавало только программы местных станций, а не то, что бы мы хотели (например, «Би-Би-Си»). Нам разрешали выходить на нашу террасу весь день, кроме времени между двенадцатью и двумя часами дня, когда надзиратели обедали. Не было даже намека на то, что нам нужно работать. Моя собственная небольшая камера (где я спал) находилась рядом с нашей большой общей камерой, в которой находились стул, письменный стол и книжные полки и где я мог читать и писать в течение дня.

На острове Роббен я занимался физическими упражнениями в своей тесной камере, однако теперь у меня появилась возможность существенно разнообразить их. В тюрьме «Полсмур» я просыпался в пять часов утра и полтора часа делал упражнения в нашей общей тюремной камере. Я выполнял бег на месте, прыжки со скакалкой, приседания и отжимания на кончиках пальцев. Мои товарищи не относились к числу «жавороноков», поэтому моя утренняя спортивная программа вскоре сделала меня весьма непопулярным субъектом в нашей камере.

Вскоре после прибытия в тюрьму «Полсмур» меня навестила Винни, и я с радостью обнаружил, что зона для посещения здесь намного лучше и современнее, чем на острове Роббен. Здесь был большой стеклянный барьер, через который можно было видеть посетителя выше пояса, и микрофоны гораздо выше по качеству, благодаря которым не приходилось напрягаться во время разговора. Широкое стекло давало, по крайней мере, иллюзию большей близости, а в тюрьме иллюзии могут приносить определенное утешение.