Долгая история (СИ)

Софья поверх страниц Мишкиного блокнота, который она листала, но не читала, снова подняла взгляд на Тарабарову. Бейбарсова краем глаза наблюдала за ней всё время изнурительного и голодного ожидания в холле. Позавчера в полдень Кити шлёпнула на парту перед её котлом пару мокрых, потемневших от воды и пахнущих солью (но по большей части — тухлой рыбой) пуант. «Не благодари!» — красноречиво шмыгнула она красным носом, и Софья со внутренним стоном поняла, что количество её домашнего задания на этой неделе только что возросло вдвое. Но, Тьма побери, оно того тыщу раз стоило!

Тем же вечером Софья сожгла пуанты на заднем дворе школы, на прогалине в голых кустах шиповника. Она держала их за грязные измочаленные ленты, пока пламя зажигалки лизало и выкрашивало атлас в разрушительно-чёрный цвет, заставляло его вонять — ещё сильнее прежнего — и скрючиваться, уничтожало вплетенную в туфли магию вместе с самими пуантами. Она знала, что в это же время где-то далеко от Буяна Ламара, плача и стискивая зубы в бессильной злости, о бетон сдирая с рук полупрозрачные чешуйки, ползёт где-то к воде, хлопая длинным золотым хвостом по подмостовой грязи набережной.

Когда пуанты догорели, оставшись кучкой растворившегося в луже пепла, оставалось только ждать и наблюдать.

И то и другое делать долго не пришлось. Уже на следующий день по тому, как воспрянула духом Тарабарова, стало ясно, что авантюра сработала. Сегодня же, глядя на аккуратную спортивную сумку, перекинутую через её плечо, и растрепавшийся узел русых волос на затылке, на ещё красные щёки и лихорадочно-деятельное поведение, Софья на сто один процент уверилась: получилось. Но радоваться было рано.

Пусть не желая того, Оля, всё же, была ведьмой. А если вы обманули ведьму — будьте уверены, она об этом узнает. Она может не понимать как, может не разобрать, в чём — но она будет знать, кто. И Тарабарова знала. Когда у неё пропал талант к танцам, она была напугана, она была расстроена, почти раздавлена. Теперь, когда дар вернулся, эти чувства расступились, давая дорогу притаившейся за ними злобе. А в ней она была хороша! Со своего места на ступенях Софья прекрасно видела, как Оля поверх плеч своих подпевал нет-нет, да и прижигала спину её младшего брата взглядом, словно свинью заводским клеймом — поразительно просто, как он не чувствовал! Она явно замышляла беспощадную стервозную месть.

Уф! По крайней мере, можно было не ждать рокового сглаза из-за угла или чего-то в таком духе — блокировка колец избавила Юру Бейбарсова от магического вида наказания. Но Оля владела и другим — и, в исполнении её говорливого, острого как кухонный нож языка, не менее опасным. Выдумывать и распространять абсолютно лживые слухи, основываясь на мастерски перекрученной правде — что делало их куда более убедительными и живучими — у неё был настоящий талант. Софья уже слышала кое-что, из чего заключила, что у Тарабаровой окончательно начало срывать тормоза. Нужно было невзначай уронить камень на эту гадюку до того, как она поднимет голову и зашипит погромче.

…И валун подходящего размера стоял сбоку от лестницы, указательным пальцем листая яркий глянцевый каталог.

Софья схватилась со ступеньки, в процессе запихивая Мишкин блокнот в сумку, и прошлась вдоль неё к перилам. Опустившись на корточки, без труда просунула ноги, а затем и всю себя в широкий зазор между двумя поддерживающими бело-голубой гранитный поручень фигурными столбцами и соскользнула вниз. Платье задралось до бедра — но Софья уже спрыгнула и одернула юбку, к разочарованию засмотревшегося из угла под лестницей четверокурсника.

— Тьфу мля, — дёрнувшись и порезав палец о край каталога, буркнула Виолетта, когда каблуки Софьи «выстрелили» о мраморный пол в каком-то шаге от неё. — Паркуром решила заняться?

Софья срифмовала упомянутый вид спорта с неупоминаемым некультурным словом и с места в карьер обвинила подругу в «трепливости».

— Чего это? — засовывая порезанный палец в рот и посасывая его, невнятно пробубнила Гломова.

Её пушистый лиловый свитер, заправленный в чёрные джинсы, в свою очередь заправленные в высокие — выше колена — сапоги, на вкус Бейбарсовой был слишком фосфорического оттенка, но это — кроме больших чёрных очков в поллица, с которыми Виолетта пока не нашла в себе сил расстаться — была единственная стилистическая огреха, в которой её можно было упрекнуть.

— А кто Марту просветил на тему чудесных перемен в наших жизнях?

— А что, нельзя было?

— Она всё Мишке рассказала! Теперь мы поссорились. Вернее сказать: он на меня наорал и драматично хлопнул дверью. И я без понятия, означает это, что меня бросили, или нет.

Виолетта философски пожала плечами, с громким чпоком вынимая изо рта покалеченный палец с длинным когтем-маникюром.

— Я тебя предупреждала. Марта долго твои пренебрежительные «фи» в сторону Мужчины Её Розовой Мечты терпела. А когда она ещё и про твой спор на него узнала, она сняла грушу с крючка и минуту пинала её ногами. Утверждала, что качает икроножные мышцы.

Софья офигела.