Долгая история (СИ)

— Да я не из-за этого парюсь, не из-за того что я год про-, — Мишка, поджав губы, красноречиво махнул рукой. — То есть, из-за этого тоже, конечно, но в большей степени потому что… Проиграл я, понимаешь? — удрученно воззрился он на Вику. — Поклёп меня уделал. В конце концов я поджал все свои многочисленные хвосты и уползаю от него на брюхе. А он как раз этого и добивался, — Мишка стукнул кулаком себе по колену, но стукнул вяло, скривившись в каком-то отвращении и не глядя на собеседницу. — Вик, он же давно мог меня просто выпереть! Да мог вообще не принимать! Но ему нравилось меня дожимать. Смысл для него был не в том, чтоб побыстрее избавиться от меня, а чтоб я сломался и ушёл сам. Ну, вот я наконец и сломался! И как подумаю о том, что этот гад таки победил, то так тошно становится!.. Воображаю, какая масляная рожа у него будет, когда я приду забирать документы.

Вика, слушая его, поймала себя на том, что медленно качает головой, а в этой голове на патефоне вертится: «Какая. Несусветная. Чушь.»

Озвучивать она свою мысль, конечно, не стала. Расстраивать и без того явно расстроенного ещё чем-то помимо Поклёпа Мишку предположением, что он высосал себе трагедию из пальца, было негуманно как добивать лежачего, и оскорбительно, как затем в него плюнуть. Как правило, грустные люди быстрее почувствуют себя лучше, если им не мешать грустить.

Валялкина вернулась к своему зудильнику.

Мишка от нечего делать заглянул Вике через плечо и, какое-то мгновение поразглядывав дно блюдца, удивлённо хмыкнул.

— Прикольно! Я раньше как-то и не замечал, что они похожи. Ну, скорее всего замечал, но пропускал мысль транзитом. Гляди: оба худые, высокие, темноволосые — вон даже прически похожи! — и оба в драконбол играют. Даже живут в одной комнате!

Вика покосилась на Мишку и снова уставилась на дно тарелки. Инстамаг был открыт на фотке, где Слава и Юра придуривались, будто пытаются пропылесосить поле пылесосами Даш, активно возякая ими по промёрзшему песку.

— Да, — согласилась Вика, тюкнув пальцем по фотке, и ещё один одобрительный гномик просеменил к маленькой армии остальных, бесцельно блуждающих на странице и иногда пинающих одного недовольного.

— …Но Слава лучше! — улыбнувшись, добавила она, и что-то такое было то ли в этой улыбке, то ли в выражении её васильковых глаз, что заставило Лоткова безоговорочно ей поверить.

Валялкина убрала зудильник назад в сумку и, натянув на подбородок складку широкого винно-бордового шёлкового шарфа — подарок родителей на Восьмое марта — пошагала к лестнице.

Мишка с тяжёлым вздохом провёл ладонью по шее, и окликнул её по имени, только когда Валялкина стала на верхнюю ступень.

Вика с любопытством повернулась.

— Как у тебя так получается, а? Любить мозгом, — вдруг жалобно уточнил Лотков. Он сидел, чуть откинув назад спину, на широком каменном бортике стены, широко расставив ноги, подняв небритый подбородок, смотрел взглядом героя Лермонтовского романа и выглядел, честно говоря, шикарно. Вот только Вику этот образ совсем не цеплял.

— Все любят мозгом, — постучав себя пальцем по виску, заметила она. — Сердце — это просто мышца с четырьмя камерами, наполненными кровью. Больше в нём ничего нет. Вам, лекарям, это вроде как в первую очередь должны были сообщить.

С этими словами она отвернулась, и вскоре её светлая макушка исчезла за краем стены.

Юра вывернул из-за угла и, быстро среагировав, пнул высунувшуюся из гигантской крысиной норы кикимору в нос. Кикимора завизжала и скрылась в глубине лаза, откуда до Бейбарсова определённое время ещё долетали её без сомнения приятные, но трудно расшифровываемые пожелания. Парень сделал лазу ручкой, затем одёрнул куртку и пошёл дальше. С сёстрами он разошёлся после основательно задержанного обеда: Софья смылась куда-то доделывать свои таинственные дела, в которые не пожелала их посвящать, Сашка откололась немного позднее, соблазнившись шоколадным зефиром из лысегорского филиала кондитерской фрау Гретель**, щедро предлагаемым Мартиной домашней посылкой. Юра, который за обедом наелся за всех троих и едва мог шевелиться, от зефира отказался. Дополнительные, кощунственно призванные в выходной день для подготовки к выпускным экзаменам лекции у пятого курса на сегодня кончились, и он дрейфовал в сторону Жилого этажа, чтоб забрать сноуборд и нагнать часы тренировки, которые он проюрдонил с Лерой.