Долгая история (СИ)

— Думаете, у Тибидохса реальные шансы на победу? — с любопытством спросил Бейбарсов над Таниным плечом, скрещивая руки вокруг её груди.

Соловей поджал губы.

— Думаю, я натренировал их так хорошо, как мог, — после паузы неохотно признался он. — И думаю, если этого окажется недостаточно — я уволюсь к Древнировой фене! — запальчиво махнул Соловей ладонью.

— Ага. Я слушаю эти ваши обещания накатать «по собственному желанию» уже тридцать лет кряду — с тех пор, как моя детская нога впервые ступила на это самое поле, — позволила себе усомниться Таня, ухмыльнувшись из кольца Глебовых рук. — А вы, Соловей Одихмантович, так долго пакуете чемоданы, что уже моих детей до пятого курса дотренировали.

— Твоих? А я-то думал, я к этому процессу как-то тоже причастен, — проворчал Бейбарсов, чуть качнув её из стороны в сторону.

Таня фыркнула.

— Как поживает твой инструмент? — прикинувшись глухим и только резко раздув ноздри на последнюю реплику бывшей подопечной, в отместку поинтересовался у неё Соловей О. Разбойник. — На матче с Духами вроде чуть влево забирал, мм?

— Да, пара колков обломалась. Я уже отдала нашему домовому — исправил. Так что всё хорошо.

— Ничего хорошего! Ужасно! — вдруг взвизгнул старческим фальцетом перстень на Танином пальце. — Кошмарно! Однажды почти спалила, дважды чуть в щепки не разнесла! Четыре трещины, штук десять царапин, три смычка уже угробила, а струны-то, струны сколько раз обрывала! Только к домовому туда-сюда и носит — такой инструмент нежити доверять, тьфу, спаси Древнир её душу! Удивительно, что он ещё летает. Столько раз уже твердил — отдай инструмент дочери! Ребёнок хоть умеет с ним должным образом обращаться. Невыносимо!

— Невыносимо — это вот это! — скосив взгляд на перстень, проворчала Таня и досадно тряхнула рукой.

— А Софья что, летает? — живо заинтересовался Соловей.

— Играет, — покачал головой Глеб.

— Тогда не отдавай! — сурово распорядился тренер. По его мнению, пиликать на полётном инструменте было кощунством, сравнимым разве что с распиванием наливки из Святого Грааля.

— Пф! И не собиралась! Это мой контрабас.

Встретив такой возмутительный отпор и ноль сочувствия, Феофил Гроттер аж подавился в перстне латынью. Да так и замолчал, смертельно обидевшись. Таня понадеялась, что его молчаливой обиды хватит хотя бы дня на три, а Глеб — что навсегда.

Соловей громко прокашлялся и сплюнул в куцую и жухлую, кое-где торчащую из песка и щепок траву. Затем оценивающе сощурился на Бейбарсовых.

— Чай, не холодно вам?

Сам Соловей уже изрядно подмерз в тулупе и подбитой мехом тюбетейке.

— Нет, — неизвестно чему улыбнулась его бывшая подопечная.

Соловей хмыкнул.

— А я уже продрог как тот шакал! Языками тут чешем попусту на морозе, а мне ещё следует дать своей команде напутственного пинка. Э-э, уволюсь, к Кощеевой матери уволюсь!.. Стар я уже для этого, — последние слова Соловей произносил, целеустремленно хромая прочь. Прощания были не в его стиле.

— Соловей! — окликнул его Глеб.

Тот с неохотой обернулся.

— Ну?

— Чисто случайно… Близнецы ничего не говорили о своих дальнейших планах на драконбол? — пытливо сощурился он.

Соловей пожевал губу и снова сплюнул.

— Ничего не знаю! Вижу только: они хотят быть, как вы, — наконец сипло каркнул тренер и, развернувшись, исчез между перекрытиями. Шум трибун сверху заглушил его тяжелые, ковыляющие шаги.

— Если они хотят быть, как мы, я тогда лучше сама им кости переломаю, — буркнула Таня.

— В очередной раз впадаешь в крайности, — засмеялся Глеб.

— Крайности? Только за последний год ты получил сотрясение, пять ожогов и три перелома.

— Зато ты — один. Благодарности принимаю в любое время, в любой форме.

— Уф, ты невыносим!

— А меня пока никуда выносить и не нужно, — меланхолично отозвался Бейбарсов.

Таня не выдержала и, наклонив голову, хихикнула в его рукав.

— Всё, отпусти меня. Мне уже жарко!

Софья, а так же Марта и Виолетта Гломовы медленно шли, лавируя между зрителями и торговцами, по кромке поля, перед самым защитным куполом. Один из магпортеров — остроухий и веснушчатый, спеша куда-то, наткнулся на встречно движущуюся Марту — а разглядев, с кем столкнулся, вдруг дал такого стрекача, что повалил на землю какое-то оборудование. Поднялась ругань, в которой участвовал веснушчатый магпортер, два оператора и один агрессивный гном. Ведьмы не стали отвлекаться и двинулись дальше.

— Чего он от тебя шарахнулся? — через плечо полюбопытствовала Софья, облизывая пластмассовую ложечку от горячего йогурта, который купила по пути. Йогурт пенился и булькал в самодельном стаканчике, соблазняя всех в радиусе метра запахом ванили и жареного зефира.

— Узнал, — самодовольно хмыкнула Марта, чопорно поправляя чёрную шапку с фирменным знаком «Ну Айк», и пояснила: — Он был на афтерпати показа предновогодней коллекции нашей ле маман — ну, а мы там манекенщицами, ясно дело, подхалтуривали. Мне даже одно норм платье такое попалось, с перьями жар-птиц — да ты его видела! Леди Га-га-га в нём в январе на фиолетовой дорожке была. И чесслово — на мне сидело лучше!

— Ага. Так что с остроухим-то?