Долгая история (СИ)

Выкинутый Валялкиной в холодную зиму на Английской набережной, Юра довольно быстро нашёл дорогу до двадцать шестого детдома. День в Питере, напротив, выдался удивительно ясным, сквозь редкие тучи, отбиваясь от снега, слепя прохожих, светило солнце, и в зарешеченном забором дворе было полно детей разных возрастов. Кто-то играл в снежки, кто-то соорудил каток из покрывшейся льдом узкой длинной лужи. Несколько воспитательниц смотрели за самыми младшими — судя по всему, третьими глазами на затылках, так как, отвернувшись друг к другу, явно держали консилиум по поводу какого-то отечественного сериала на первом национальном. Старшие, которым была предоставлена полная свобода, явно уже слиняли за пределы этого богоугодного заведения и растерялись до вечера по Адмиралтейскому району, если не по всему Питеру. Несколько парней и девчонок из оставшихся сидело на холодных, железных, покрытых тусклой облупившейся краской конструкциях плохо расчищенной детской площадки и, сплёвывая на снег, передавали друг другу дымящийся бычок. Несколько стояли чуть в стороне — так, чтоб не нюхать вонючий дешёвый дым, — но тоже принимали участие в общем рваном и периодически прерывающемся разговоре.

Юра был рад увидеть, что его снеговик ещё стоит и даже имеет успех у малышни. У него уже завелось несколько подражателей, которые пытались скатать снеговику сотоварищей, но, как и в прошлый раз, снег лепился плохо и ничего дельного не выходило.

— Эй! Эй, ты кто такой?

Низкий, глохнущий среди шума дня и играющих детей голос раздался со стороны группы облепивших конструкции старшеклассников. Оттуда к Юре, переступая через накиданные дворником с дороги сугробы на снежном призраке газона, решительно направлялась высокая девчонка в синем пуховике с белым капюшоном. Из капюшона торчала щётка каштановых запиханных под него волос.

— Я? Юра, — тупо ответил Юра.

Детдомовская стянула сползающий на глаза, мешающий смотреть капюшон, и Бейбарсов узнал вчерашнюю «кормилицу» бездомных собак из «Общества чистых тарелок». Она остановилась напротив него по другую сторону изгороди и с сомнением сощурила большие глаза.

— А, ты тот жадина из кафе, — тоже узнала она. Говорила девчонка негромко и не торопясь, не вкладывая в свой низкий голос никаких особых интонаций, от чего он ошибочно казался грустным. — Я видела тебя вчера во дворе. Ты что здесь делал? Я имею в виду, кроме снеговика.

Юра, сунув руки в карманы куртки, честно пожал плечами.

— Гулял.

Девчонка чуть повернула в сторону голову.

— Ты что, шёл за мной?

Врать Юра не хотел, но открыто признаваться тоже было как-то стрёмно. Выбрав нечто среднее, оставляющее простор для фантазии, он скривил один угол рта и неопределённо повертел ладонью в воздухе.

— Ты что, маньяк? — девчонка подняла тёмные брови, но тон её был всё таким же бесцветным.

Бейбарсов, продолжавший вертеть ладонью, поспешно дёрнул руку вниз, хлопнув ею по боку.

— Да вроде нет.

Детдомовская помолчала, окидывая Юру взглядом. Тот не менее упорно молчал. Не оборачиваясь, она через плечо ткнула большим пальцем в вязаной перчатке на снеговика.

— Зачем ты его построил?

Юра мотнул головой.

— Не знаю. Захотелось. Делать нефиг было? — предположил он.

— А сегодня ты зачем припёрся?

Бейбарсов, сощурившись от засветившего ему в глаз солнечного луча, снова пожал плечами, при этом ясно ощущая себя полным придурком. Действительно, нафиг припёрся? Ответа на этот вопрос в его сознании по-прежнему не находилось. Тянуло его что-то к этому унылому зданию на Писаревой, а что — поди разбери. Девчонка смотрела на него через прутья забора своими большими карими глазами, и ему вдруг вспомнилась олениха в зоопарке, куда его в детстве водила бабушка. Тонконогая и печальная, она, переступая копытами и дёргая ушами, стояла в стороне от кучки остальных и безразлично смотрела на него, как бы говоря выражением на тонкой морде: «Ну, чего встал? Проходи дальше давай. Там тигры за углом есть, они тебе поинтереснее будут».

Тигры ему тогда действительно понравились больше.

Но тигров он не помнил, а помнил сейчас только ту олениху.

— Ладно. Ты какой-то странный, — аккуратно заключила девчонка, делая шаг от ограды.

— А… — разговор явно и катастрофически не клеился, но, несмотря на это, Юре хотелось ещё поговорить. К тому же ему действительно было интересно. — Слушай, а где ты взяла эту куртку?

Брови детдомовской снова вопросительно-насмешливо поднялись.

— Там же, где и все мои вещи: у себя в шкафу.

— А зелёная, ну, осенняя та?.. — Юра, испытав неловкость, запнулся.

Девчонка с пару секунд недоуменно смотрела на него, не понимая, что за ответ он от неё хочет. Затем скосила глаза на табличку на воротах и, первый раз за всё время, издала смешок. Не издевательский и не весёлый, а какой-то ироничный.

— Вчера я была в зелёной, потому что постирала пуховик, и он не успел высохнуть, — пояснила она. — Всё не настолько плохо. У нас хорошие спонсоры, знаешь. И этот дом — памятник архитектуры.

Она развернулась и пошла назад к детской площадке. Юра, качнувшись вперёд, взялся руками за холодные прутья.

— Эй! А как тебя зовут?