Долгая история (СИ)

— «Не влюбляюсь»! — передразнила Виолетта и сощурила голубой глаз. — А что вообще в твоём понимании представляет из себя эта твоя требующаяся мифическая «влюблённость»? И ты вообще в кого-то по этим критериям влюблялась? Тебе сколько, девятнадцать? Ты даже ни с кем ещё не встречалась! Ты даже вряд ли с кем целовалась! Потому что мы же все такие принципиальные и просто так развлекаться не можем, нам надо чувства, нам надо «влюблённость»!.. Мишка — нормальный, адекватный пацан. Красивый, в конце-то концов! Даже светлый, если тебе это важно. И бегает за тобой как привязанный. Чего тебе ещё надо для счастья?

Софья сложила руки на груди и, покачнувшись, вперилась взглядом в стоявшее возле Сашкиной кровати зеркало. Бейбарсова из зеркала, водрузившись на стол, хмуро смотрела на неё в ответ и как будто тоже осуждала, царапая ногтем пуговицу на нагрудном кармане блузки.

— А я знаю, чего тебе нужно! — не дождавшись ответа, не унялась Гломова. — Сказать, чего? Некромага, который вдруг свалится на тебя с неба, аки принц на чёрном коне, с букетом увядших роз под мышкой!

— Нет! — Софья оторвалась от зеркала и перевела тяжёлый взгляд на Виолетту. — Уж верь мне, некромаг так далёк от принца на чёрном коне, как это вообще возможно! Ты знаешь, я люблю отца, я очень его люблю, но это не мешает мне здраво судить о вещах. Папа был мудаком, и вёл себя с мамой как мудак! И я просто… — разошедшаяся Софья открыла рот и вдохнула, пытаясь подобрать подходящее слово. — Знаешь, я восхищаюсь мамой, так как совершенно не представляю, как ей удалось вытерпеть его и из этого сделать то, что есть у них сейчас. Потому что я в себе таких душевных сил не чувствую! Так что нет, мне такое совершенно, абсолютно не нужно.

Виолетта медленно сложила ноги в позу лотоса и, чуть отклонив голову в сторону и назад, посмотрела на Бейбарсову долгим взглядом из-под густо накрашенных век.

— Слушай… Это ведь ты беспрестанно зудишь мне на уши о том, что я — не моя мать, что я другая личность, что можно быть собой, а не тупо идти её дорогой «сцепив зубы против ветра». А сама-то что? — зашла она с противоположной стороны. — Твоя мама встречалась с другом детства, у них не срослось, и ты решила, что, значит, у тебя с Мишкой не срастётся тоже, и, стало быть, зачем пытаться — так, что ли?

— Да это не то же самое, Ветта! — Софья, соскочив со стола на пол, даже ногой с досады топнула. — Дядя Ваня любил маму, всегда любил! Он об этом знал, она знала, и все вокруг знали тоже. Мы с Мишкой дружим, наверное, с рождения. Последние года четыре на него девицы гроздями вешались, и он за ними меня даже не видел! Я для него вообще была бесполое существо отдельно от всех представителей человеческой расы. А полгода назад… — Софья театрально щёлкнула пальцами. — Ему захотелось разнообразия, и на восемнадцатилетие после бутылки спёртой у Ягге медовухи он — цитирую! — «сделал выводы и решил», что теперь будет любить меня! Каково, а? А теперь он вбил это себе в голову и свято в это верит, в чём я не собираюсь ему потакать.

— Вот зачем? — Софья досадливо махнула красным пером, которое до сих пор держала между пальцами. — Зачем ему так нужно испортить всё этой глупой идеей фикс? Нормально же дружили! А теперь что ни слово ему скажи — он планирует, в каком галстуке будет делать мне предложение так, как будто действительно будет! Дурацкая ерунда. А отморозиться от него я ведь тоже не могу, он мне как родной: мне без него как будто руку ржавой пилой отмахнули. Так что давай ты сейчас не будешь сыпать мне соль на рану, иначе я вернусь к обсуждению твоего гардероба и манеры поведения в обществе, и мы поссоримся!

Виолетта вздохнула и, сдаваясь, вскинула руки, звякнув медными браслетами.

— Хорошо, сменим тему.

— Нет, всё! Выметайся. Мне нужно уходить.

Гломова скорчила недовольную гримасу и нагнулась за брошенной у изножья кровати сумкой.

— Куда уходить? Ужин начнут только через полчаса, — ноющим тоном проворчала она.

Софья, не слушая её, задумчиво посмотрела на перо у себя в руках и, обмакнув то в чернильницу, потянула из-под стопки учебников клочок бумаги.

В комнате Софьи не было. В дверях, однако, торчала записка, отправляющая близнецов в библиотеку. Юра с Сашкой развернулись на пороге и направились в указанном направлении.

На седьмом этаже Недолеченная Дама, сорвав с головы розовую шляпку, катала истерику Ржевскому. Близнецы, завидев приведений, позатыкали уши и, свернув в параллельный коридор, обошли это место: в бессмертной душе Ржевского как раз иссякли последние капли юмора, и он начал швыряться в жену ножами. Ножи, оскорбляя Даму, со свистом пролетали сквозь её платье и вонзались, куда ни попадя.

На пятом этаже возле стены бродил Рома Накамура и настойчиво пытался пройти сквозь портрет какого-то мага эпохи Екатерины Великой. Маг, подперев кулаком голову в напудренном парике, с интересом наблюдал за ним из позолоченной рамы.

— Нет-с, так тоже не выйдет. Так вы уже дважды ударили меня лбом в коленку! А вы бочком попробуйте, юноша, бочком.

— Фыр-фыр-фыр! — хором издали близнецы, проходя мимо.