Долгая история (СИ)

Музыка и гул толпы резанули по ушам. В большом подземелье с низкими потолками, выбранном для проведения данного культурного мероприятия, уже собралось порядочно народу. Основную массу, конечно, создавали магспиранты и выпускники. Несколько в меньшем процентном соотношении на вечеринку попал четвёртый курс. С третьего Юра заметил только Вовочку Нечипоренко — и тот был акселератом* под два метра ростом, а в Тибидохс прилетел только в четырнадцать, так что на данный момент уже имел полное моральное право заливаться щедро поставляемым магспирантами алкоголем. Младшим вход был строго воспрещён, за чем зорко следили старшие — не столько из-за заботы о нравственном воспитании юного поколения, сколько из соображений, что мелких, если тех поймают преподы, будет гораздо легче расколоть и прикрыть не только нынешнюю вечеринку, но и все грядущие.

Когда Тарабарова за руку с Бейбарсовым ввалилась в подземелье, они сразу окунулись в группку одиноких девчонок разной степени раздетости, выглядывающих у стены свою потенциальную жертву-Валентина (среди них была и одна из Олиных подруг, что сидела с ней за завтраком). Взгляды их тут же жадно накинулись на новую школьную парочку. То, что Оля идёт на вечеринку по случаю Дня влюблённых с Бейбарсовым, было уже не новостью — Тарабарова постаралась растрепать это сразу всем, желающим и не желающим знать, ещё за завтраком, разве что в свой комментаторский рупор не объявила. Но видеть воочию подтверждение этих слов для некоторых оказалось психологическим ударом.

Вика Валялкина в небесно-голубом, тускло мерцающем в полутьме платье и с завитыми белокурыми волосами (к тому же затейливо переплетёнными мелкими косичками), дожидавшаяся неподалёку от входа Славу, тоже поглядела на новоприбывших, и зрелище явно лучащейся триумфом Тарабаровой даже ей неприятно кольнуло глаз. Так что она вполне могла понять, отчего девицы вокруг выглядели такими недовольными.

Очень небольшой процент девчонок в Тибидохсе за последние года четыре не посетила такая хворь, как Юра Бейбарсов. По сути, на его совести было больше рухнувших девичьих надежд, чем на совести Мишки Лоткова. В отличие от Мишки, глянцево-журнальная смазливость которого была ещё на любительницу, Юра, как и его сестра-близнец, не отличался видимой красотой. Но его манера вести себя с представительницами противоположного пола подкупала почище внешности. Мишка Лотков казался идеалом вплоть до первого свидания — на котором выяснялось, что в присутствии симпатичной девчонки он патологически не способен был складно связать между собой и два слова. Он заикался, он запинался, он впадал в неловкие паузы, а иногда так смущался, что и просто сбегал (чего не происходило только при общении с Софьей, к которой он привык с детства, и которая в романтическом плане была в нём полностью незаинтересована). В сочетании с многообещающей внешностью это производило на уже раскатавших губу девиц изрядно разочаровывавший эффект.

Юра не смущался. Он охотно болтал с ними, он шутил, он открывал перед девчонками двери, он не отказывался помочь с какой-нибудь ерундой, причём проделывал всё это без задней мысли — это, впрочем, понимали немногие, остальные же принимали за чистую монету заинтересованности лично в них и впадали в транс, когда выяснялось, что с другими Бейбарсов ведёт себя ровно так же. Это осознание вместе с беспричинными припадками «кусачего» настроения и острым Юриным языком довольно скоро остужало пыл девиц, не говоря уже о постоянном присутствии рядом Сашки — смириться с которым было едва ли не тяжелее, чем со всем остальным (Так как каждая рано или поздно осознавала, что в конкуренции с младшей Бейбарсовой за сердце брата не имела никаких шансов). Потому Юрой нужно было переболеть как ветрянкой — чтоб, один раз ощутив мучительное обострение, надёжно иммунизироваться на всю оставшуюся жизнь. Вика в лёгкой детской форме переболела им ещё в одиннадцать, и с тех пор чувствовала себя просто прекрасно — как и большинство остальных девчонок. Некоторые, правда, страдали затянувшимся обострением, крепко замешанным на фамильных ассоциациях, бурных девчачьих фантазиях и искусстве выдавать желаемое за действительное (к таким принадлежала Тарабарова). Были, разумеется, и те, кого данная болезнь вообще благополучно обошла стороной. Эти, так же затерявшиеся в кучке девиц у входа, просто завидовали тому, что ещё вчера одинокая Тарабарова сегодня уже кого-то подцепила, а они — нет.

— Пойдём, поищем столик? — Юра слабо представлял себе ход сегодняшних событий, но старался придать своему едва перекрывавшему общий шум голосу небрежно-уверенный оттенок — какой он часто слышал в словах отца. Но вопросительная интонация всё же, помимо воли, проскользнула в конце фразы, и Тарабарова восприняла её соответственно.

— Нет, не хочу — там, по углам, одни пауки! Идём туда, — её указательный палец со старательно обпиленным в прямоугольную форму длинным ногтем ткнул в направлении ярко освещённой барной стойки, тянущейся вдоль половины всего помещения.