Долги наши

— Пустите, — вырывается Алексей. — Папа, добрый вечер. Елки-палки, какое общество…

— Ляля, сейчас же — в свою комнату, — говорит Софья, подойдя к нему.

Алексей не обращает на сестру никакого внимания.

— Знакомьтесь, Свет Стрельцов. Интересная личность. Совершенно не признает морали…

Г е н е р а л. Алексей…

Л ю б к а. Господа, мы, кажется, пришли по делу.

А л е к с е й. Молчи, шлюха!

С о ф ь я. Лялька!

М и с с и с  К о р н. О, боже…

Л ю б к а. Какое воспитание…

С о ф ь я (тихо). Прошу, уходи. Я зайду, уложу тебя.

С в е т. Заботливая сестрица… Сколько раз вытаскивала тебя… Сколько денег за тебя… На той неделе — из какого места выволокла… Если б меня сестрица так обожала, я б ее… возненавидел. Ненавижу добреньких. Ждут благодарности. Мол, широкое вам русское спасибо от еврейского благотворительного общества.

Л ю б к а. Дело, дело…

С в е т. Выскажи претензию.

Л ю б к а. Я ведь спросила — вы на время? Нет, на ночь. А у самого в кармане вошь на аркане. Утром говорит — сестра заплатит. И вот за такси не заплатил. Там и сейчас отстукивает.

С о ф ь я. Сколько он вам должен?

С в е т. Десять тысяч. И за такси.

Софья выходит.

Л я л я (Свету). Пользуешься, дерешь втрое.

С в е т. Брал бы простую шлюху с пляс Пигаль. А Любка губернаторская дочь…

Г е н е р а л. Господа, я в отчаянии… (Алексею.) Марш в свою комнату.

А л е к с е й (шоферу). Вам не понять, месье… у нас была революция, мы эмигранты. Нам очень худо. И только вот этот друг… На него теперь три сестры работают. Дворянки. Проститутки…

М и с с и с  К о р н. Боже, боже…

Л ю б к а (Алексею). Нечего было время отнимать. Сейчас клиентов… Как взбесились. И много каких-то иностранцев. Нации разные, а платят одинаково.

С в е т. Наблюдательная. Это немецкие шпионы. Полон Париж.

Выходит Софья.

— Вот деньги.

С в е т. И за такси уплатите. Прощайте. Любка, за мной.

Уходит с Любкой.

С о ф ь я (Охотникову). Сколько там следует?

О х о т н и к о в. Я бы не хотел брать… но машина хозяйская.

С о ф ь я. Вы русский?

О х о т н и к о в. Так точно. Капитан Охотников. Мне очень жаль.

С о ф ь я. Разденьтесь, господин капитан, и оставайтесь…

О х о т н и к о в. Но…

К о р н. А счетчик пусть работает. Я уплачу.

С о ф ь я. Видите. Капитализм платит. Знакомьтесь — граф Извольский, капитан Охотников…

А л е к с е й. Бросьте, какой вы капитан? Какой он граф? Вы шоферюга, таксишник, он — швейцар в «Золотом Петушке», живет на чаевые…

С о ф ь я. Лялька!

Г е н е р а л. Негодяй!

А л е к с е й. …а этот, с золотым ключом на заднице — консьерж, по-нашему — дворник, а не камергер его величества… Какие вы, к чертовой матери, дворяне? Пролетарии всех стран, объединяйтесь! Вот вы кто, господа ихтиозавры…

Отец ударяет его по лицу:

— Гадина! Вон из дома!

М о р о. Мне очень жаль… Позвольте откланяться…

Из столовой грянул цыганский хор, сразу во всю силу:

Две гитары за стеной
Жалобно заныли
С детства памятный напев.
Милый, это ты ли?..

Эх, раз, еще раз…

Вбегает вернувшийся Свет Стрельцов:

— Господа дворяне! Новость! Умрете со смеха! Немцы рванули на запад! Они уже в Бельгии!

М о р о. Не может быть!

С в е т. Вот петрушка будет! Теперь держись, Франция!

Цыгане вбегают в гостиную, бьют в бубны, поют и пляшут:

Эх, раз, еще раз.
Милый, это ты ли?..

— Боже, боже… — шепчет отец Серафим.

— Перестаньте! — кричит Софья. — Ради бога перестаньте!

Темнота.

Г о л о с  с л е д о в а т е л я. Введите!

Кабинет гестапо. Два эсэсовца вводят Софью.

С трудом передвигая босые ноги, окровавленная, в разорванной одежде появляется она перед следователем.

— Стоять! Не садиться! — приказывает он.

Солдаты ставят ее у стены и выходят.

— Итак, молчание продолжается? Отлично. Помолчим еще.

Звонит телефон.

— Это ты? Я… да, как видишь, еще не освободился. Почему же?.. Куда? Сейчас посмотрю, что сегодня интересного (он разворачивает газету). Хорошо, не возражаю. Заеду.

Он открывает портсигар, взглянув на Софью, подходит к ней, протягивает портсигар.

Она отвечает ненавидящим взглядом.

Сейчас, вблизи, видно, как рассечена ее бровь, виден кровавый шрам, бегущий от угла рта к уху. Видны кровавые рубцы на плече, с которого спущено разорванное платье.

— Ну, ну. Нет так нет.

Следователь закуривает. Открывает дверь, делает знак солдату, тот входит в комнату.

— Фрейлейн будет стоять так до утра, вы за это отвечаете. А утром… утром посмотрим…

Аккуратно сложив бумаги в стол и заперев его, следователь уходит.

Солдат садится на его место в кресло.

Стараясь не шататься, Софья стоит у стены, глядя прямо перед собой.

Голос Софьи (шепот).

…Отговорила роща золотая
Березовым, веселым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.

Опустились веки, Софья закрыла глаза.