Долги наши

Свет поднимает упавшую листовку, читает.

— Отдай, я положу на место.

— Вот открытие!

— Пожалуйста, Свет, отдай.

— «…создавайте подпольные группы Сопротивления, готовьтесь к возобновлению вооруженной борьбы, остерегайтесь болтунов и предателей, собирайте и доставляйте нам полезные сведения»… Кто бы подумал… Софья Александровна…

— Свет, ты никому не расскажешь, правда? Дай сюда.

Свет складывает листовку, кладет в карман.

— Свет, мы друзья. Ты не можешь сделать такую подлость.

— Именно эту подлость я собираюсь сделать. Ну, Сонечка…

— Свет, ради бога, ты не можешь, не смеешь…

— Убери руки. Идем.

— Я не позволю, не дам…

— Иди, иди, червяк. Ладно, я еще подумаю… Запри. Ключ на место…

Кабинет гестапо.

Алексей закончил рассказ. Сидит, опустив голову.

С л е д о в а т е л ь. Вы слышали показания свидетеля. Есть еще второй — господин Стрельцов. Вы полностью изобличены. Можете смягчить свою участь только чистосердечным раскаянием. Если дадите нам сведения о членах организации, о явках и паролях… Не заговорите — будете казнены, а до того… сами знаете, что вас ожидает до того…

Вдруг Алексей падает перед Софьей на колени, истерически крича:

— Прости! Прости! Помилуй меня!

Он ползает у ее ног, хватается рукой за оборванный край платья, целует его.

Следователь нажимает кнопку звонка. Входит солдат.

— Уберите.

Солдат подхватывает Алексея под руки.

— Идите, — говорит следователь. — А ну,-марш отсюда, если не хочешь остаться.

Солдату приходится почти тащить Алексея. Тот рвется назад, протягивает руки к Софье:

— Ради бога… скажи… помилуй… Соня, Соня, Сонечка…

Дверь закрывается.

Важный гестаповский чин обходит стол, садится против Софьи на место, где сидел Алексей.

— Итак, фрейлейн, у нас с вами последний разговор. Все, что вы испытали до сих пор, было детской игрушкой по сравнению с тем, что вас ожидает. А когда кончатся пытки, вас не будут расстреливать, нет. Женщинам мы отрубаем голову. Подумайте еще раз. Ради чего? Ни здесь, ни на родине никто даже не узнает о вас никогда… Итак?..

Пауза.

Гестаповец встает.

— Что ж… Продолжим…

Следователь нажимает кнопку звонка.

Темнота. Музыка. И как когда-то вначале замелькали в тумане то березовая рощица и барский дом на холме, то белочка, бегущая по ветке, распустив роскошный хвост, то только туман клубится, то девочка — маленькая Соня — бежит по саду и черная собачка радостно гонится за ней. И снова туман, туман, туман — множество оттенков от белого до черного, то он плывет, то клубится, то несется с бешеной быстротой… туман, туман…

Софья входит в кабинет профессора Баньоля.

— Что с вами? — спрашивает Баньоль. — Что случилось?

— Немцы предложили отцу ехать в Россию, и он согласился… Заперся теперь у себя… Как могут близкие, родные люди…

— Дорогая моя, границы теперь проходят не между государствами, а между людьми, сквозь семьи, через сердца проходят…

И снова Софья входит в тот же кабинет профессора:

— Пришли…

— Гм… вы уверены, что это не провокация?

— Мне кажется… у них честные глаза…

— Самые честные глаза обычно у начальников полиции. Вы проверили, как условились?

— Да. Они от коммунистов.

— Ну, что же, пригласите…

Софья вводит в кабинет двоих — молодого, модно одетого человека и рабочего средних лет.

— Знакомьтесь, — говорит она, — месье Пьер, месье Жан.

— Ты?.. — удивленно обращается Баньоль к молодому.

— Метр! — он бросается к профессору, тот его обнимает.

— Клод! Вот кто этот таинственный незнакомец!

— А я ожидал встретить кого угодно…

— Он был моим самым ленивым студентом, — говорит Софье Баньоль.

— Это наш великий Баньоль, — сообщает молодой своему спутнику.

— Ну, ну, без грубой лести, — обрывает Баньоль. — Позволь, Клод, так ты коммунист! — И, обращаясь к рабочему: — И вы держите в партии этого шалопая?

— Заверю вас, он отличный боец и отличный товарищ.

— Гм… гм… чего же ждут от нас коммунисты?

Р а б о ч и й. Оружия. Наши люди гибнут потому, что у нас не хватает оружия… Мы понимаем, конечно, что вы сами не можете решить…

Б а н ь о л ь. Мадемуазель Софи, я могу попросить вас… по чашечке кофе. Садитесь, пожалуйста, господа, желудевый, но все-таки кофе… Конечно, я могу только передать… Вы не находите, господа, что Гитлеру нужно дать медаль за сплочение французов? Если бы кто-нибудь сказал, что я буду вести переговоры с коммунистами…

К л о д. Многие только теперь осознали себя французами. Жили не задумываясь о том, кто они… Но цена дорогая… очень дорогая цена…

Р а б о ч и й. Мы себе даже не представляем, какие гигантские массы французов втянуты в Сопротивление… Спасибо, приятно вот так посидеть по-человечески… как в старое время…

Б а н ь о л ь. Да, Франция поднимается… поднимается… Спасибо, Софи. А себе?

Вдруг пронзительно взвыла сирена.

На миг все замерли.

Баньоль бросается к окну.

По улице проносятся — одна за другой — пять полицейских автомашин.

— Мимо… — с облегчением произносит Баньоль.

Ослепляющий луч мощного прожектора направлен в лицо Софьи. Мы не видим ничего, кроме ее лица и светового луча.