Долгий путь скомороха. Книга 2

– Ничего, дочь моя, я тебе помогу. Веди его сюда. Хочу глянуть на этого искусителя, да и другой разговор у меня к нему ещё есть, – игуменья степенно опустилась на скамью и вопросительно посмотрела на растерявшуюся женщину: – Ну?

– Сейчас, сейчас, матушка Евникия, – Мирослава, спотыкаясь на бегу, кинулась к ступенькам лестницы, ведшей наверх…

– Ратмирушка, там пришла мать Евникия. Очень хочет тебя видеть и просит вниз спуститься, – запыхавшись, произнесла разрумянившаяся от волнения Мирослава. Она рукой подобрала рассыпавшиеся по плечам волнистые волосы и накинула на голову белый кружевной платок.

– Даже так! – воскликнул Ратмир и поспешил встать с постели, накидывая на себя кафтан и приговаривая: – Вот повезло, так повезло. А я собирался к ней завтра пойти.

– Только она хочет о блуде с тобой поговорить, – смущённо предупредила его Мирослава.

– Ну, раз хочет – значит, поговорим, – усмехнулся Ратмир, машинально откидывая ладонью назад прядь чёрных волос. – Только и у меня к ней есть свой разговор. А то я уже второй день гонца к дьяку Лаврентию без новостей отправляю.

Он взял посох и, прихрамывая, вышел за дверь и стал спускаться вниз по лестнице.

Игуменья Евникия не спускала мрачного взгляда с Ратмира, пока тот не шагнул с последней ступеньки на чисто вымытый деревянный пол.

Она окинула его взглядом с ног до головы и, тяжело вздохнув, негромко произнесла: – Не врали люди. Всё так и есть.

– Здравствуй, матушка Евникия, – прихрамывая, он подошёл к игуменье и, опустившись на одно колено, склонил перед ней голову. – Благослови…

– Завтра же покинешь этот терем, пойдёшь к батюшке Ермолаю и покаешься в своих грехах, – тем же тоном, не терпящим возражения, произнесла она вместо приветствия. Мирослава, стоявшая неподалёку, тихонько охнула и огорчённо зажала рот рукой.

– Завтра всё и решим, – не стал возражать Ратмир и, морщась от боли, поднялся на ноги. – Не дождался я от тебя благословения, матушка Евникия.

– А я не имею права на блуд благословлять, – сухо возразила она ему, глядя на него бесстрастным взглядом.

– Так могла бы и просто благословить, – усмехнулся Ратмир. Он сел на лавку напротив неё и потёр пальцем переносицу: – Сам Бог тебя послал ко мне, матушка Евникия. Спросить мне нужно тебя кое о чём по убийству послушниц ваших. Тебе же уже известно об этом? – полуутвердительно спросил он.

– Да, ведомо мне про сие убийство. Как и ведомо то, что схимница Серафима да дьяк Лаврентий по непонятной мне пока причине решили обратиться к тебе за помощью. Но раз они это сделали, то, значит, и я могу тебе довериться, – так же бесстрастно глядя на Ратмира, произнесла она.

– Интересно получается: ругать меня за плотский грех ругаешь, но в то же время в деле убийства ваших послушниц мне же и доверяешься, – усмехнулся Ратмир.

– Это разные вещи, сын мой. И я их никогда не путаю, – возразила ему игуменья и посмотрела в сторону Мирославы: – Иди, отдыхай, дочь моя. А мне с Ратмиром нужно поговорить один на один.

Мирослава растерянно посмотрела на Ратмира, и он кивнул ей. Игуменья перехватила взглядом этот молчаливый диалог и нахмурилась: – Иди быстрее, Мирослава. А то уже время позднее.

Мирослава подхватилась и торопливо побежала по ступенькам лестницы вверх.

– Подсядь ко мне поближе, Ратмир, – игуменья указала на место рядом с собой. – Говорить буду тихо, так как это очень важно. Только зенки свои опусти, чтобы не сбивал меня с мыслей взором своим обольстительным.

Ратмир, едва сдержавшись, улыбнулся уголками губ, но глаза опустил.

– Я специально пришла к тебе поздно вечером. Шла огородами с сестрой Татианой. Она и сейчас меня ждёт за дверью, охраняет…

Ратмир удивлённо было посмотрел на игуменью, но вновь быстро перевёл взгляд вниз.

– Знаю, что дьяк Лаврентий тебя на сыск поставил. Он всегда знает, что делает – этот дьяк. И я уверена, что убийц наших послушниц ты сыщешь. У меня же к тебе сейчас другой разговор, – почти зашептала игуменья, периодически озираясь по сторонам.

Ратмир вздохнул, начиная подозревать, что игуменья вознамерилась с его помощью решить ещё какие-то свои трудности, но промолчал.

– Сам знаешь, что монастырь наш особенный, царский. Сам государь-батюшка наши интересы блюдёт и его жалование служит основным средством для содержания монастыря. И всё у нас, казалось бы, должно было быть хорошо. Да вот стала я в последнее время замечать, что человек, ответственный за пожертвования прихожан, вклады при пострижении, вклады доброхотных жертвователей, стал пошаливать. Или – стала пошаливать. Потому как монахиня это наша.

– Это как – пошаливать?

– Я ведь в сторонних денежных вспомоществованиях в обитель не больно сильна, Ратмир.

– Что значит – сторонних?