Маленький двукрылый аэроплан стоял на лесной опушке, под протянутым между деревьями тяжелым желтым брезентом. Он был без пропеллера и мотора. Разобранный двигатель лежал здесь же, на шерстяном солдатском одеяле - ребристые головки цилиндров были сняты и отложены в сторону.
Черноволосый смуглый мужчина с грудью и бицепсами циркового борца - пилот Энрико Гарсия, он же и механик, ловко орудовал шабером, счищая нагар с донышка поршня.
Настроение у Гарсия было неважное - он делал зряшную работу. День потрачен на то, чтобы освободить поршни и головки цилиндров от наросшей на них черной смолистой дряни. Теперь предстояло собрать двигатель, установить его на место. Но после нескольких дней полетов все повторится.
Подъехали два всадника. Один из них, лет тридцати пяти, в новеньком сером френче и лаковых сапогах с твердыми голенищами, какие любят поляки, спешился и подошел к пилоту. Это был атаман Николай Шерстев.
Они заговорили по-французски. Родного языка пилота атаман Шерстев не знал, французским же владел вполне сносно: много лет зубрил этот язык, сперва с гувернанткой, затем в гимназии. Что до пилота, то, как и многие жители восточных провинций Испании, он свободно говорил по-французски.
- Салют! - сказал Шерстев.
- Салют, шеф!
- Ремонт, я вижу, в разгаре. - Атаман поискал глазами, куда бы присесть, пододвинул ногой валявшийся неподалеку ящик, устроился на нем. - Когда думаете закончить?
- Сеньор, - пробурчал Гарсия, - я устал чинить эту рухлядь, устал проклинать день и час, когда принял за чистую монету ваши обещания и пошел к вам на службу.
- Что же случилось?
- То, что должно было случиться. Я столько раз предупреждал: нужен комплект новых поршневых колец! Меня кормили обещаниями. И вот финал: кольца сработались, масло гонит в камеры сгорания цилиндров, засоряет свечи...
- Скажите, где достать эти кольца, и они будут! Обещаю вам, Гарсия.
- Святая мадонна! Я, испанский пилот и механик, должен подсказывать русскому офицеру, где у него в России продают запасные части к авиационным моторам!..
- А эти кольца нельзя изготовить?
- Сеньор, - торжественно сказал Гарсия, - сеньор, вы разговариваете с токарем высшего разряда. На стайке я могу все! Но где, скажите, станок? Где сталь специальной марки, не слишком хрупкая и достаточно жаропрочная, какая только и годится на такие кольца? Дайте мне станок и нужную сталь, сеньор, и я отстану от вас.
- Вы получите это. И надеюсь, скоро. Впрочем, кое-что зависит от вас самого тоже.
- От меня зависит, получу ли я новые кольца для поршней этой птички? Уж не шутите ли вы, шеф?
- Вовсе не шучу. - Шерстев понизил голос. - Вам я могу довериться. Так вот, слушайте внимательно. Можете быть уверены: не пройдет и двух недель, как весь уезд будет в моих руках! Всего две недели, каких-нибудь пятнадцать дней, дорогой Энрико. Мы немедленно переберемся в город, и вы сами выберете лучшую мастерскую и лучшую сталь для этих колец.
- Я сразу выточу два комплекта!
- Хоть четыре... Но все это осуществится при условии, что ваша птичка выздоровеет и завтра же начнет вести воздушную разведку.
- У вас какие-то новости?
- Есть сведения, что сюда высылают сильный отряд красных. Его надо вовремя обнаружить. Тогда мы быстро расправимся с ним. Дорога к уездному центру будет открыта.
- Вы сказали - "не пройдет и двух недель...". Это реальный срок, сеньор?
- Операция уже разработана, сроки утверждены. Словом, машина запущена. В этом бою мы будем не одни, Энрико. Нам помогут. Но это строго конфиденциально.
- Можете положиться на меня, шеф.
- Значит, успокоились, господин сомневающийся?
- Спасибо, шеф. Две недели этот мотор еще протянет. Но две недели, не больше.
- Слово, Гарсия!.. Теперь еще одна приятная весть. - Шерстев обернулся к спутнику, который стоял в отдалении с лошадьми: - Иди сюда, Леван!
Спутник приблизился. Обутый в кавказские сапоги, обтягивающие ноги, словно чулки, он ступал бесшумно и мягко. На нем была черкеска из мягкой серой ткани и папаха, вооружение составляли наган и кольт на ремнях крест-накрест через плечо, кинжал и две гранаты на поясе. Ему можно было дать лет сорок: поджарый, длиннолицый, с темными овальными глазами, большими и влажными.
- Отсчитай двести рублей, Леван!
Из-за пазухи горец вытянул сафьяновый мешочек, распустил завязки и высыпал двадцать золотых десятирублевок. Затем все так же молча вернулся к лошадям.
- Благодарю, - сказал Энрико Гарсия, засовывая деньги в карман комбинезона. Кстати, где вы раздобыли этого типа? Что заставило его покинуть свои горы и ринуться сюда, в водоворот событий?
- Но и вы покинули родину!
- О, я совсем другое дело, сеньор!
- Не вижу разницы.
- Всадники едут, хозяин, - вдруг сказал Леван, и голос у него оказался высокий, как у женщины. - Много всадников, десять или двенадцать.
- Где они?
- Вон туда смотри! - Горец показал на далекую, у самого горизонта, линию холмов. - Двенадцать всадников.
- Едут к нам?
- Да, хозяин.
Шерстев поднес к глазам бинокль.
- Двенадцать всадников, - сказал он. - Ну и зрение у тебя, Леван!
- Теперь тринадцать, хозяин.