Вонка тормошит меня, как мальчишка - сломанную игрушку, не понимая, почему она перестала работать, и хотя я чувствую себя жестокой, боль, которая давно живет во мне, предъявляет свои права, внезапно хлынув волной острой горечи, обильной и тошнотворной, как рвота. Меня буквально выворачивает наизнанку, перед глазами поднимается туман, но я с упорством партизана стою на своем:
- Это невозможно! Как я могу тебе доверять, если ты так далеко? Если я и понятия не имею, что творится в твоей душе, а тебя это устраивает?! Ты сам не знаешь, чего хочешь: отдалить меня или приблизить, и сам мучаешься от этого! Меня утешает лишь мысль, что и ты мне не доверяешь. Хоть что-то у нас обоюдное.
- Глупости! – его рот искривляется волной, на белых щеках пунцовеют пятна величиной с клубничины. – Я доверяю тебе!
В его тоне столько непоколебимой веры в истину собственных слов, что и я пораженно застываю, на короткую секунду сдавшись, поверив ему и содрогнувшись под тяжестью этой веры. Но все мы – великие лжецы, потому что в любую минуту готовы обмануть себя. Особенно в пылу ссоры.
Набравшись смелости, я кидаюсь к нему на шею с наглостью тойтерьера, пытаясь сорвать поцелуй, но он так резко отскакивает назад, так выгибает шею, что чудом не перемахивает через парапет и не летит в бездну. Что и требовалось доказать.
- Ты боишься меня! – в победном запале восклицаю я. Только чувства скорее горькие.
- Глупости, Элли! – с досадой противоречит он, стряхивая невидимую пылинку с рукава. – Не такая уж ты и страшная. Можно сказать, даже симпатичная. Особенно когда не бросаешься на людей.
Я упрямо мотаю головой и медленно поднимаю вверх руку. Вонка косится на нее краем глаза с опаской, видимо подозревая, что вот-вот я влеплю ему пощечину.
- Тс-с-с! – успокаивающе шепчу я, округляя глаза.
В тисках волнения подношу ладонь к его щеке и мягко касаюсь ее, копируя излюбленный жест Вонки, первый аккорд прелюдии, - и внимательно слежу за его мимикой. Он не противится. Лицо магната меняется под моими пальцами, точно воск под пламенем свечи, но выражает оно отторжение и желание скорейшего финала, как лицо пациента во время неприятной медицинской процедуры.
- Тебе не нравится моя близость, правда? – я ободряюще улыбаюсь, убирая руку. – Хочешь узнать почему? Нет? Наверное, с моей стороны это будет неосмотрительно, но я скажу. Ты противишься не столько нарушению границ своего личного пространства, сколько той ничтожной, но существенной власти над тобой, которой я, несмотря ни на что, обладаю.
Окончательно овладев собой, Вонка с надменным видом закатывает глаза:
- Элли, ты пугаешь меня. Кажется, тебе срочно надо сделать томографию головного мозга. Я могу посоветовать хорошего врача. Все, что ты говоришь, - нелепица и вздор! Ни слова правды! Я сам по себе, иначе как бы я смог творить, если бы мне пришлось зависеть от кого бы то ни было? Никак, разумеется!
- Люди обретают счастье, когда вверяют себя другому.
- Вверяют? В смысле «дарят»? Какой ужас. Я был о людях лучшего мнения. А они при этом обматываются декоративными ленточками, чтобы стать похожими на безвкусные подарочные коробки?
- Ну я же не в буквальном смысле! Конечно, ничем они не обматываются… - я хочу продолжить, но Вонка, нарочито устало зевнув, перебивает:
- Все, Элли, это, конечно, очень занимательно, но уже слишком поздно, а у тебя, кажется, разыгралась температура. Нам пора возвращаться.
- Как скажешь.
В молчании мы возвращаемся к моим апартаментам, где я, перед тем как открыть дверь, неловко оборачиваюсь:
- Может, останешься?..
В моем ровном тоне не звучит ни мольбы, ни надежды. В конце концов, это ведь всего лишь вопрос.
Вонка чуть улыбается уголками губ, касается рукой полей шляпы в прощальном жесте:
- Спокойной ночи, Элли.
- Спокойной ночи.
Счастливого Рождества, Элизабет.
========== Часть 14 ==========
Я быстро иду по узкому перешейку, мне все чудится, что я куда-то опаздываю, но шаги получаются медленными: ноги едва поднимаются, словно им приходится преодолевать сопротивление воздуха. Нетерпение подхлестывает и, нервничая, я шепотом поторапливаю себя. Внезапно острая боль застает врасплох, вынудив замереть на месте - безымянный палец будто насквозь прошивает иголка. Первая мысль – оса, но, взглянув на ладонь, я понимаю, что боль причиняет обручальное кольцо: оно раскалилось добела, так, что кожа вокруг него покраснела и пошла волдырями. Я судорожно пытаюсь скрутить его с пальца, но кольцо только проворачивается вокруг своей оси и не сдвигается с места. Тем временем кожа на пальце лопается, как пузыри на поверхности воды в аквариуме, мне кажется, я вижу белесый кусочек кости, и от этой мысли к горлу подкатывает тошнота.