Долгое дело

В булочной за счет хлеба и сахарного песка рюкзак утяжелился. Он надел его на спину и пошел по асфальту, как турист по каменистой дороге. Лишь бы не встретить знакомых. Но с другой стороны, продукты закупались на неделю…

В молочном магазине Рябинин перечитал список, обнаружив важное примечание: «Сметану в банку, яички в полиэтиленовый мешочек».

— Сметану в банку, пожалуйста, а яички в полиэтиленовый мешочек, попросил он продавщицу.

— Неужели я положила бы сметану в полиэтиленовый мешок?

— Да, он вздуется, — согласился Рябинин.

В кондитерском кроме пачки чая он купил килограммовый кекс, о котором в списке не было и помину. Лида их любит и ест, отщипывая птичьими порциями, по крошкам. Только она вроде бы любит не такие, не килограммовые, а маленькие. Пожалуй, она сама их печет. Этот, килограммовый, можно нарезать на маленькие кексики…

Он вновь заскочил в овощной, поскольку из-за этого зеленого горошка забыл про корнеплоды и всякую петрушку. «Один пакет картофеля, но загляни, не гнилая ли». Рябинин заглянул — картошка влажно блестела, поэтому было не понять, гнилая или всего лишь мокрая.

— Товарищ продавец…

— Минуточку, я не Фигаро.

Рябинин ждал, переминаясь под тяжестью рюкзака.

— Слушаю вас.

— Картошка вроде бы мокрая…

— Зачем же вы заглядывали в пакет?

— Посмотреть.

— Гражданин, неужели вы не знаете, что картошка в пакете — это кот в мешке?

— Но хотелось бы картошки, — улыбнулся Рябинин.

— Берите не глядя, и вся проблема.

Рябинин взял пакет не глядя, оценив мудрость продавца, — никакой проблемы. Тем же беспроблемным способом купил неохватный кочан капусты, темную свеклу, похожую на пушечное ядро, и букет какой-то зелени, пахнувшей духами.

В магазин с очень яркой витриной вползала очередь и никак не могла вползти. Рябинин ринулся на нее, как самолет на посадочную площадку.

— Вы последняя? — спросил он женщину, поддев ее сумкой, куда складывал всякую мелочь вроде пушечноядровой свеклы.

— Я, — ответила она, делая шаг в сторону.

— Хватит на всех? — бывало спросил Рябинин, вытаскивая сумку из-под ее платья.

— Да пока много. — Она дернулась вверх.

— А почем? — опустил он сумку женщине на ноги, потому что рюкзак палубно качнул его тело.

— Шестьдесят рублей пара. — Она торопливо отступила.

— Ого! А что дают?

— Дамские сапожки.

— Их же не едят, — удивился он.

— Это уж точно, — подтвердила женщина, загнанно прячась за чью-то спину.

— Извините, — сказал Рябинин, повернулся и, опять качнувшись, вышиб ее рюкзаком из очереди…

В гастрономе он догадался свалить поклажу в угол, за кассу. Видимо, поднятая наступившим облегчением, промелькнула, исчезая, какая-то глупость…

…Покладистый человек — это тот, на которого грузят поклажу, а он молчит…

Рябинин перечитал список. «Сыру полкило, желательно с крупными дырочками». Сыр лежал трех сортов, но все без дырочек. «Масло сливочное, несоленое». Соленое, несоленое — это непринципиально. «Майонез столовый, три баночки». Столовый, а что, бывает майонез промышленный? «Мука первый сорт, два килограмма». Это не в гастрономе.

Он выбил в кассе чеки на сыр без дырочек, масло несоленое, майонез столовый и приткнулся к маленькой очередишке из трех человек: первым был старичок, тянувший свою дрожащую руку, за ним — солидная дама уже в зимнем, омехованном пальто и старушка, разумеется с бидончиком. Продавцу работы на пять минут.

Боковым близоруким зрением Рябинин увидел рослого парня в голубой спортивной куртке, который вел за плечи такую же высокую девицу почти в такой же спортивной куртке. Они шли по центру торгового зала независимо и как-то значительно, будто их снимали для кино. И Рябинину внезапно подумалось, что старичок не успеет дотянуть до продавца свой вздрагивающий чек.

Девица остановилась поодаль. Парень, не замедляя своего рассекающего хода, почти наскочил на старика и протянул чек из-за его головы далеко вперед, за весы.

— Землячка, взвесь килограммчик чайной!

— А очередь? — удивился старик, поправляя сдвинутую парнем шляпу.

— Спешу, папаша.

— Молодой человек, станьте в очередь, — потребовала дама, надавив на старика, но тот упирался в валунную грудь парня.

— Мамаша, не устраивай ложных склок.

— Обращайтесь ко мне на «вы»! — вспыхнула дама, покрываясь прилившим жаром.

— Грубость не спадает, — тихо и философски произнесла старушка с бидоном как бы только Рябинину.

Продавщица сонно ждала конца схватки, чтобы взять чек у победителя.

— Не пущу! — тонко отрезал старик и зачем-то снял шляпу.

— Петь, дьявол с ними, — издали сказала девица.

Она лениво разглядывала очередь. И как на ее лице виделись лишь горевшие красные губы, так и под распахнутой курткой простодушный вал груди скрадывал всю фигуру.

— Видать, варвары со стажем, — опять сказала старушка для Рябинина.

— Имейте совесть. — Старик положил шляпу на стекло прилавка, словно она закрыла бы путь для безочередных чеков.

— Говорить им про совесть равносильно метанию бисера в известной ситуации, — распалилась дама.

— А одежка на них по моде, — заметила старушка совсем уж про себя, будто разговаривая со своим бидоном.

И промелькнуло, исчезая…

…Серость всегда идет в ногу с модой…