Вспышка российско-украинского противостояния не случайно происходила на фоне обострения конфликта между Китаем и Тайванем, народного восстания в Иране и целого ряда других локальных конфликтов в самых разных частях мира. Напряженность в китайско-тайваньских отношениях стремительно росла в то же самое время, когда в другом конце Евразии российские и украинские войска начали обмениваться артиллерийскими залпами. И не исключено, что именно сопротивление украинских сил российской армии убедило Пекин в нежелательности повторения такого же опыта при попытке присоединения Тайваня.
То, что начинается как ошибка, нередко оформляется в виде катастрофы. Но и катастрофы нередко оказываются фактором социального и политического прогресса. Тут можно вспомнить исторические примеры (поражение в Крымской войне 1853–1856 годов привело к отмене крепостного права и прогрессивным реформам, а неудачи в Русско-японской войне и Первой мировой войне — к революциям).
Неудачная кампания, план которой был основан на недооценке российскими чиновниками силы украинской армии и готовности народа к сопротивлению, вскоре дополнилась экономическими санкциями Запада против России. А санкции, в свою очередь, не только дезорганизовали и обрушили российскую экономику, но и усугубили диспропорции глобального рынка.
Разрушения, причиненные Украине, и хозяйственные потери, понесенные Россией в результате санкций, наложившихся на последовавший за этим развал управления, достигли таких масштабов, что бессмысленно говорить о восстановлении обеих вовлеченных в конфликт государств на основе рыночных методов. Падение частного спроса было настолько велико, что надеяться можно было только организованное распределение ресурсов и плановую координацию работ в национальном и международном масштабе.
Однако затронуты этими событиями оказались не только страны, непосредственно вовлеченные в боевые действия. Уже в самом начале войны британский марксист Джозеф Чунара писал на страницах журнала International Socialism, что последствия российского вторжения «выходят далеко за пределы региональной геополитики»[267]. И все же западные наблюдатели в первую очередь отмечали экономические проблемы, непосредственно затрагивавшие европейского потребителя (рост цен, финансовые потери компаний, работавших на восточноевропейские рынки и т. п.). Всё это знаменовало начало куда более масштабных тектонических сдвигов, затрагивавших не только вовлеченные в противостояние страны, но и весь мир. По сути дела, драма 2022 года в миниатюре повторяла трагедию Первой мировой войны, наглядно показывая, что в истории раз за разом воспроизводятся однотипные ситуации, порождающие однотипные поступки.
Британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, объясняя своим сторонникам значение Первой мировой войны, говорил в 1915 году про «сейсмическое возмущение из числа тех, вследствие которых страны либо делают бросок вперед, либо откатываются на целые поколения назад»[268]. На самом деле при всей кажущейся внезапности подобные катаклизмы являются закономерным результатом предшествующих процессов, итогом накопления противоречий, которые десятилетиями никто не желал и не мог (в рамках сложившегося порядка) разрешить.
Политики внезапно начинают действовать так, словно сошли с ума. В этом смысле события февраля 2022 года могут быть классическим примером такого помешательства, еще более выразительным, чем приступ безумия, охвативший политиков и монархов Старого Света в июне 1914 года. Но и в том и в другом случае подобное превращение далеко не случайно. Ведь еще за несколько недель до катастрофы все эти люди имели репутацию вполне рациональных и опытных политиков.
Боевые действия никогда не начинаются случайно, они подолгу готовятся, а порождающие их конфликты вызревают не только на политическом, но и на экономическом и даже на социальном уровне. Тем не менее государства, вовлеченные в события, то и дело оказывались застигнуты врасплох не только действиями своих противников и партнеров, но даже и своими собственными.