Долгое отступление

Разумеется, заговоры существуют, равно как существуют и всевозможные тайные службы и секретные агентства. Однако задачи и действие заговора всегда локальны. Заговор может быть направлен на смещение и даже убийство какого-то чиновника, на похищение человека или слив информации, на подготовку военной или политической провокации. Так достигаются локальные и конкретные цели, всегда очень ограниченные и одномоментные. Напротив, конспирологическое мышление совершенно не интересуется реальными политическими и криминальными заговорами, это для него слишком мелко и неинтересно. Оно предполагает, что с помощью «тайной власти» организуются и управляются как раз наиболее масштабные и долгосрочные процессы общественного развития, направляется эволюция политических и экономических систем, причем именно политическая воля (непременно — злая воля), а не логика рынка, бюрократии или каких-то культурных институтов определяет ход событий. Там, где социологический анализ видит общественное явление или структуру, конспиролог непременно видит какого-то человека или группу лиц, сознательно направляющих процесс ради достижения некой порочной цели, рациональное объяснение которой сводится в лучшем случае к желанию захватить тотальную власть над миром или неизвестно зачем кого-то (нас) погубить.

И в самом деле, если посмотреть со стороны на многие стихийные процессы, не пытаясь анализировать их механику, они выглядят удивительно согласованными, порождая иллюзию тотальной управляемости. На самом же деле такой уровень согласованности достигается именно тем, что процессы срабатывают автоматически. Не нужен единый центр управления пожаром, чтобы все живые существа начали спасаться от огня. Не нужно контролировать рынок для того, чтобы покупатели начали искать более дешевые товары, и т. д. Стихийные факторы обеспечивают если не согласованность, то, по крайней мере, одновременность и однотипность поведения многих людей в большей мере, чем любое управление. Другой вопрос, что далеко не все процессы могут происходить стихийно, а главное — конструктивная и созидательная деятельность требует как раз сознательного управления, а также согласования целей и интересов (что, кстати, невозможно сделать тайком при выполнении масштабных задач). Именно потому люди, искренне верящие в тайную власть, всеобщий контроль, заговор мировой закулисы и т. д. редко способны поверить в возможности демократии, а тем более — в социалистическое планирование, построенное на основе участия народа в принятии решений.

Рост конспирологических настроений, происходивший параллельно в самых разных обществах, отражал также и общий упадок гуманитарного знания, произошедший из-за рыночных реформ в сфере образования и коммерциализации науки, когда исследования перешли на проектное финансирование вместо институционального. В итоге даже наличие достаточного или избыточного знания по отдельным проблемам никак не компенсировало слабого понимания комплексных социально-экономических структур и взаимосвязи между различными процессами в обществе. В известном смысле распространение теорий заговора стало закономерным результатом идеологического триумфа неолиберализма: марксизм и другие школы критической мысли были политически маргинализированы, а их влияние на массовое сознание свелось к минимуму.

Идеологическим основанием популярности конспирологических теорий является массовая уверенность (характерная как для верхов, так и для низов общества) в том, что обычные граждане, рядовые люди, простые трудящиеся и даже чиновники или представители среднего класса совершенно бессильны, лишены собственной воли и могут выступать только в роли объектов управления либо в качестве пассивных жертв чьих-то манипуляций. Такая вера в бессилие маленького человека годами прививалась низам общества. Но в то же время недовольство, обиды, а порой просто материальные лишения толкали людей на улицы. Это вполне обоснованное вызванное объективным положением дел и справедливое недовольство, однако, не находило адекватного идейного и даже лексического выражения. Язык левых был скомпрометирован — как неолиберальной пропагандой, так не в последнюю очередь и самими левыми, сменившими классовую риторику на идеологию защиты меньшинств и оказавшихся совершенно беспомощными перед лицом проблем, волнующих подавляющее большинство граждан (включая и подавляющее число представителей тех самых меньшинств, неожиданно, но обоснованно перед лицом большой беды отождествивших себя с большинством). Толпы, выходящие на улицу, не могли четко выразить, чего они хотят. Они требовали одного, добивались другого, а имели в виду третье. Но это было неминуемое пробуждение общества, еще не до конца сумевшего преодолеть многолетний сон разума.

ГЛАВА 2. КОНФЛИКТЫ, ГОЛОД И ПЕРЕСТРОЙКА ЭКОНОМИКИ