Долина белых ягнят

— Я помню твои слова… — Кураца попыталась изобразить Хабибу: — «Посмотри, мой сын, кто перед тобой стоит. Видишь ли ты хоть одну папаху, такую, как твоя, да будет аллаху угодно, чтобы ты носил ее столетие?.. Перед тобой лишь головы, повязанные платками. Старики не в счет. Колхоз поднимать придется нам, женам, сестрам, матерям. Вот и поставь женщину во главе женщин. В голубиной стае ведущий — голубь, у лебедей — лебедь, в стае журавлей главная птица — журавль. Чтобы стадо шло легко, ставь во главе животное той же породы…» — Так было, Биба?

— Ты все помнишь. Говори, говори.

Кураца забыла о собственных горестях, оживилась, раскраснелась:

— Тот, кого прочили на пост председателя, стоит, мнется, понял, видно, чем тут пахнет, хочет скорей уехать. Талиб, однако, напористый, надеется уломать женщин. Он уже обещал и трактор оставить колхозу, и семенами помочь…

Стороны, как пишут газеты, не нашли общего языка. Пошли споры, раздоры, а женщин, сами знаете, перекричать невозможно. Старики, конечно, были на нашей стороне.

Разошлись поздно ночью — дескать, утро вечера мудренее. Утром собралось народу в два раза больше. Все пришли. Целый день канат тянули. Сосмаков свое, мы — свое. Пока спор шел, Талиб послал человека в обком: что делать, кандидатура не проходит. Оттуда ответили: «Пусть выберут того, кого хотят». Известно, машуковцев не переспоришь. Талиб сдался. «Кого вы хотите избрать?» — спросил он. Я осмелела, вышла на сцену. «Апчару, — говорю, — Казанокову!» Сама Хабиба этого не ожидала. Правда, Хабиба?

— От тебя всего можно было ожидать. Ты мою дочь в печи прятала, от меня же скрывала. Вместе с черепицей листовки развозила и расклеивала по ночам. Думаешь, мы не знали, чьих это рук дело? Знали, да помалкивали.

— И это было? — изумился Доти.

— Все бывало. Нужда заставит — и на муравейник сядешь.

Хабиба заговорила серьезно. Видно, нешуточной была обида на дочь.

— Ошиблась я. Правильно говорят: женщину выслушай, а поступай, как советует мужчина. Надо было послушать Сосмакова. Не увидела бы я тогда, какие глупости делает Апчара.

— Я отстояла трактор. Его забрали бы на другой же день. Это была моя первая победа… — Апчара с вызовом поглядела на мать, но в испуге остановилась: у Хабибы в глазах полыхали молнии, губы дрожали. Добра не жди.

— Мужчина не развел бы свиней. — Хабиба сказала наконец о том, что занозой сидело у нее в сердце. Пусть гость знает все об упрямстве, своеволии Апчары. — Избаловалась она, перечит родной матери. Ишь — всему колхозу голова!

— Что ты все попрекаешь меня свиньями! Я завела свиноферму, но вини в этом тех, кто украл овец… — Апчара решила в присутствии гостя напрямую поговорить с матерью. Кошроков безусловно примет ее сторону, и тогда Хабиба раз и навсегда поймет свою ошибку, все станет на место.

Едва Апчару выбрали колхозным головой, она с присущим ей рвением взялась за дело, решив в максимально короткий срок восстановить хозяйство. Первой ее советчицей, конечно же, была Хабиба. Вечерами после ужина мать и дочь подолгу сидели у очага. Дочь рассказывала все, что делала днем, куда ездила, с кем и о чем говорила, многоопытная, мудрая Хабиба, выслушав Апчару, давала ей дельные советы. Все шло хороню. Мать как бы стояла за спиной дочери. Но перед самым праздником жертвоприношении, когда каждый добропорядочный мусульманин должен забить барана, из колхозной овчарни за ночь исчезла половина овец. Их и всего-то пока что удалось собрать на развод около двухсот голов. Апчара была вне себя от отчаяния. Розыски абсолютно ничего не дали.

— Не примет аллах такой жертвы, — утешала Хабиба дочь, которая плакала, уронив голову на стол. — Пророку аллах послал не ворованного барана. Жертвенное животное должно быть заработано или куплено на честные трудовые деньги.

Но до аллаха Апчаре не было особого дела. Она решила по-своему отомстить ворам, не дожидаясь господней карм. Не посоветовавшись даже с матерью, «председательша» продала остаток овец и вместе с бухгалтером поехала по казачьим станицам соседнего края покупать на вырученные деньги свиноматок. Заодно прихватила и зоотехника Питу Гергова.

Последний, узнав о замыслах Апчары, буквально оторопел. Но напрасно убеждал он девушку, напрасно доказывал ей, что верующие сожгут непотребную ферму, что ее больше никогда не выберут председателем! Апчара твердо стояла на своем.

— Колхозники сожгут свиней заживо? Не верю. Да и пусть только попробуют! Я им в ноздрях волосы опалю. Не те времена!.. А не переизберут — пожалуйста…

— Я тебе дело предлагаю — возглавь свиноводство. Ты подумай только: никому и в голову не придет в день жертвоприношений заколоть свинью во славу аллаха. Весь приплод останется у колхоза. Будем выполнять план мясопоставок свининой. Что такое двести овец? Двести свиноматок — это дело. Можно получить по десять-двенадцать поросят от каждой. А потом мы закупим еще двести свиней — если не больше.

— На такую ферму люди не пойдут.

— Знаю, — со будут обходить стороной. Вот и хорошо. А то любая тропа ведет к овцеферме, будто это Мекка. Соглашайся, не пожалеешь.