— Не болтай! — Батырбек рассердился больше на себя, чем на молодуху. Зачем ему надо было будить ее? — Коль очень устала, лежи. Я разрешаю…
— Спасибо, председатель. Хватит, належалась. — Она встала, отряхнулась; сквозь дыры на платье виднелось упругое тело цвета спелого камыша. — Ладно уж, не загоню я тебя в ад. Живи в раю. — Женщина засмеялась, обнажив красивые, ровные зубы, и пошла туда, откуда доносился шелест кукурузных стеблей.
Оришев, смущенный, раздосадованный, чувствуя, что все получилось как-то не так, медленно пошел к жеребцу, отвязал его, сел в седло. Застоявшаяся лошадь весело рванулась вперед. Батырбек не заметил, как уронил путы. Зато Биля заметила. Она вернулась, когда председатель был уже далеко, подобрала путы и положила их в свою ободранную сумку из черного дерматина.
На лекции Биля сидела в первом ряду, внимательно слушая докладчика. Батырбек старался не встречаться с ней глазами, невольно поглядывая в ее сторону, заметил, что она озорно усмехается. «Как бы чего не выкинула». И тут у него буквально челюсть отвисла: на коленях у Били лежали его путы.
— Ты зачем взяла мои путы?
— Да чтобы они тебе не мешали…
Тайный смысл этих слов Батырбек прекрасно понял и растерялся, как мальчишка. Он даже забыл, что следует говорить дальше.
— Давай сюда. Без пут мне нельзя. Моего жеребца на месте не удержишь. — Батырбек подошел к Биле, взял путы, повесил их на тополь рядом с картой и уже собрался было продолжать лекцию, как со стороны дороги послышался конский топот. К полевому стану подъезжала линейка. Завидев лошадей, председательский жеребец громко заржал, забил копытом.
— Гости! — воскликнул кто-то.
Кудлатая белая дворняжка с желтоватыми пятнами на спине, громко тявкая, первая бросилась навстречу линейке, словно намеревалась разорвать лошадей. На ее заливистый лай лошади отвечали пренебрежительным фырканьем.
— Цурка! — голос Нарчо дрогнул от радости. — Это Цурка, товарищ комиссар!
Кошроков вылез из линейки и направился к собравшимся. Женщины во все глаза смотрели на необыкновенного пришельца. Обычно гости из столицы приезжали в сопровождении районных руководителей. Уполномоченный не пожелал, чтобы его сопровождали. Он действовал, как в армии: выезжая в подразделения, никого с собой не брал. Так больше увидишь и поймешь.
Оришев узнал гостя, обрадовался. Это он вчера на совещании написал в записке слова, про которые уполномоченный сказал, что они близки к истине. Батырбек тогда испытывал неподдельную гордость. Кошроков-то не узнал Оришева. Разве всех с первого раза запомнишь?
— Добро пожаловать, товарищ Кошроков, на наш полевой стан. Застали нас, можно сказать, врасплох.
— Здравствуйте. Вы, конечно, председатель?
— Председатель колхоза Батырбек Оришев. Лекцию читал колхозникам. Сочетаем политико-массовую работу с производственной. Сводку Совинформбюро сообщил. Целые дни люди проводят в зарослях кукурузы. Радио некогда послушать, а знать-то надо…
— Здравствуйте, товарищи.
Отозвались только старики. Доти Матович понимал: это дань обычаю. Женщины хором не отвечают на приветствие. Когда затекшая нога немного отошла, гость пошел здороваться с каждой женщиной в отдельности. Биля, стыдясь своих дыр на платье, спряталась за спинами подруг. Кошроков сделал вид, будто не замечает ее убогого наряда. Пожимая руку гостю, каждая женщина произносила:
— Кебляга! Добро пожаловать!
Доти с душевной болью отмечал, какие у них не по-женски огрубевшие и сильные руки, какие они худые, плоскогрудые, как дурно одеты. Они и сами, как Биля, стеснялись своих лохмотьев, чувяков, штопаных носков, платков в колючках. Но радушно повторяли:
— Да будет к добру твой приезд!
— Легенда о тебе шла впереди тебя самого.
— Да вознаградит тебя бог за ратные дела!
— Садитесь, пожалуйста, садитесь! — Но Кошроков знал — ни одна не сядет прежде гостя. Оришев засуетился, подвинул гостю табурет, служивший ему кафедрой.
— Садись ты. Мы у себя дома. Ты наш дорогой комиссар.
Кошроков, опираясь на палку, сел, вытянул больную ногу и обратился к председателю:
— Сразу уговор: не зовите меня все время комиссаром. Я уже давно не комиссар. Моя фамилия Кошроков. Зовут меня Доти. Это Нарчо, пострел эдакий, называет меня «товарищ комиссар» для пущей важности. Дескать, знай наших. А должен бы звать дядей Доти. Я его ординарцем величаю. Ему так больше нравится. Приехал вот поглядеть, как у вас идут дела. Кукуруза-то какая уродилась?
Батырбек не замешкался с ответом:
— План пока не вытягиваем, дорогой гость. Но собираем все, что земля дала. Стебель скашиваем. Если его не скашивать — нет-нет где-нибудь да и останутся початки. А так все пойдет на заготпункт. Кондиционные початки сразу отправляем, некондиционные — вот, сушатся. — Батырбек вытащил из-за голенища плетку, показал ею на рассыпанную на плетнях кукурузу. — Кочерыжки тоже собираем в отдельные сапетки, если на них хоть пять-десять зерен есть. Урожай в здешних местах одинаковый. Засухи не бывает, но и кукуруза не всегда вызревает.
Председатель явно понравился гостю.