Долина каменных трав

- Лакей не шпионил, а действовал с санкции государства - охранные чары на это не реагировали. Он, в частности, установил "уши" в аудитории, где вы занимались с вашим преподавателем.

Девушка вздрогнула:

- Вы подслушивали? Какая гнусность...

- Не буду спорить. К счастью, подслушивали именно мы, а не наши местные коллеги-предатели. Их допуска не хватило бы, чтобы преодолеть защитные контуры.

- Зачем вы сейчас всё это рассказываете? Замучила совесть?

- Я ещё не перешёл к главному. Вам следует знать - человек по прозвищу Кречет нейтрализован.

- Нейтрализован? Что это значит?

- Мёртв.

Она опустилась на мягкий стул у окна. Помолчав какое-то время, проговорила тихо:

- Он преследовал меня и моего учителя. Наверное, я должна вас благодарить...

- Не спешите. Кречет не пытался связаться с вами на днях?

- Связаться? Нет, с какой стати...

- Видите ли, Елизавета... Мне крайне неприятно, но дело обстоит так. Существо, которое мы для простоты называем человеком-осколком, рано или поздно прорастёт в новом теле. В обычных условиях это произошло бы лет через двадцать-тридцать. Но сейчас есть вы. Его и ваши чары слишком похожи. Это косвенно подтверждается тем, что русалки не берут вас к себе...

- Я не понимаю, к чему вы клоните, - сказала она с тревогой. - И вообще, какие у меня чары? Я их даже использовать не умею! Последний раз получилось в начале осени, да и то со стынь-каплей. С тех пор - никакого толку! А ледышка - вон на окне валяется, просто как сувенир на память...

- И тем не менее. Простите меня, но другого выхода нет. Вы слишком опасны для равновесия. Для империи в целом.

Я достал из ножен тесак.

Глаза её распахнулись, она прошептала:

- Вы... Вы с ума сошли...

Я шагнул к ней - ноги казались ватными и чужими.

- Андрей! - завизжала она, вскочив. - Андрей, помогите!

- Елизавета?!

Подпоручик саданул в дверь, но та была массивной и крепкой.

Глядя на девочку, я твердил себе, что это лицо и перепуганные глаза - не более чем оболочка, маска, сквозь которую рано или поздно проступит ледяной и жуткий оскал.

Я мысленно повторял, что у меня приказ. И что удар, который мне предстоит сейчас нанести, спасёт тысячи других жизней. И что сомнения придётся отбросить, потому что главное - долг.

И что она уже не ребёнок, малое совершеннолетие было в августе...

Теперь я был совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Прижавшись к стенке возле окна, Елизавета затравленно озиралась. Взгляд её упёрся в стынь-каплю. Не слишком соображая, что делает, девчонка схватила артефакт с подоконника и выставила перед собой.

Во мне загорелась дикая, яростная надежда - вот сейчас у ведьмы получится, сработают её чары, которые снесут меня, словно щепку, размажут, расплющат в блин. А мне самому уже не придётся бить...

Но стынь-капля не действовала.

В коридоре загрохотали выстрелы - подпоручик в отчаянии палил по двери, пытаясь вышибить железный засов.

Стиснув зубы, я отвёл для удара руку.

- Послушайте... - Елизавета всхлипнула. - Так нельзя, вы же человек...

Я хрипло вздохнул.

Было чувство, что меня наотмашь хлестнули плетью.

Я отчётливо понял, что после схватки с Кречетом двигался исключительно по инерции, как механизм со сгоревшим топливом, поскольку сил уже не осталось - ни колдовских, ни физических, ни моральных.

Или я двигался так не только сегодня, но и все последние дни?

Недели? Месяцы? Годы?

Осознание того, какой мерзостью я занимался на службе и особенно - в ходе нынешней командировки на остров, разом обрушилось на меня.

В памяти всплывали картинки.

Кровь, блеск стали, пожар.

"Так нельзя, вы же человек..."

Я почувствовал, как пронзительная горечь раскаяния разъедает броню моей профессиональной невозмутимости.

Тесак выскользнул из пальцев.

Пол ушёл из-под ног, впечатался мне в затылок.

Что-то грохнуло рядом - дверь, похоже, всё-таки вынесли. Надо мной склонялись чужие лица, кричали что-то и требовали, а я повторял им снова и снова:

- Ротмистр Зуев... Ротмистр... Человек...

Стынь-капля вспыхнула голубоватым огнём, и это - последнее, что я помню.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. ПЕРВОЦВЕТ

ГЛАВА 1

Когда небо очистилось от свалявшихся туч, как чердак во время уборки - от клочьев пыли и паутины; когда лазурь, по-детски наивная и прозрачная до бездонности, разлилась над островом, а воздух наполнился звенящим теплом; когда ледоход отгремел и отскрежетал, а сами льдины растворились бесследно в волнистом зазеркалье Медвянки; когда из-под влажно-чёрной земли похотливо брызнула зелень; когда птицы и кошки, ощутив взрывную пульсацию новой жизни, заорали наперебой; когда весна завладела городом безраздельно, я прикоснулся к тайне.

К великой и страшной тайне нашего острова.

Многие вещи, которые мне открылись, я предпочёл бы снова забыть, но это было бы малодушно и непростительно - да и попросту глупо. Шанс узнать такие подробности выпадает лишь единицам, а для человека, мнящего себя литератором, он и вовсе подобен кладу.