Долина каменных трав

Предвижу, что мой рассказ не будет сухим и кратким. Факты, аккумулированные в памяти, переплелись с эмоциями, попутными мыслями и фоновыми картинками - отделить одно от другого вряд ли уже возможно. Хотя, пожалуй, это и к лучшему - ткань повествования, помещённая под линзу моего восприятия, должна предстать перед вами во всей пестроте и неоднородности. Если, конечно, я не переоценил свой талант рассказчика. Это ведь, по сути, мой первый опыт в царстве неспешной прозы - прежде я генерировал лишь порывисто-беспокойные рифмы.

Собственно, и тот разговор, с которого всё тогда началось, вертелся вокруг поэзии.

Праздный пустой разговор в апреле.

Дело было к полудню. Мы с Эдгаром зашли к Светлане и вместе с ней устроились на веранде. Абрикосовое дерево, ещё молодое и не слишком высокое, цвело в трёх шагах от нас; его тонкие пальцы-ветви застенчиво касались перил. Солнце подмаргивало сквозь крону, разглядывая на просвет розовато-белые, с тончайшими прожилками, лепестки.

Веснушчатый молодой слуга в рубахе с красными ластовицами водрузил на стол самовар, сверкающий и огромный. Блестели фарфоровые чашки и блюдца, разномастно искрились плошки с вареньем - вишня, земляника, крыжовник, белая слива. Продолговатые сушки в вазе-корзинке походили на печатные буквы "о", словно пекарь втайне мечтал о карьере наборщика в типографии и наконец дал волю своей фантазии.

Хозяйка дома была прелестна - шифоновое короткое платье шло ей чрезвычайно. Наряд мог показаться слишком воздушным для не столь уж поздней весны, но полуденные лучи пригревали почти по-летнему. Сам я сидел за чаем без пиджака, ослабив ворот сорочки, Эдгар же, отличавшийся некоторой (временами избыточной) склонностью к эпатажу, и вовсе закатал рукава, как плотник в разгар работы. Таково было свойство этого дома - никто не чувствовал себя скованно.

- Ах, Всеволод, - обратилась ко мне Светлана, - как же я вам завидую! Не только вам лично, но и любому, кто имеет художественный талант! В такие дни, как сегодня, вдохновение должно бурлить, плескать через край, буквально рваться наружу! Краски должны проситься на холст, рифмы - на чистый лист, ноты - на нотный стан! Признайтесь, наверняка сейчас, вот прямо в эту минуту, у вас рождаются строфы?

- Увы, - вздохнул я. - Скорее наоборот - в такие дни красота меня оглушает до полной неработоспособности. Я превращаюсь в пассивного созерцателя - могу лишь впитывать впечатления, благоговейно накапливать их в себе. Потом, если повезёт, они выкристаллизуются во что-нибудь ценное...

- Но когда же это случится? Когда вы представите на наш суд очередное творение? Мы так соскучились по вашим сонетам...

- Напрасно стараетесь, моя светлая, - встрял Эдгар, - толку от него не добиться. Он капризен до крайности и всегда найдёт подходящую отговорку. Иногда я подозреваю, что сочинять стихи он давно уже разучился и называет себя поэтом лишь для того, чтобы возбуждать интерес у прекрасных дам...

- Я вообще не называю себя поэтом.

- Ах да, ещё он любит кокетничать.

- Нет, в самом деле, Всеволод, - продолжала Светлана, - я выношу вам строгое порицание, так и знайте! И предъявляю ультиматум! До вечера вы должны сочинить хотя бы миниатюру! Иначе я очень на вас обижусь!

- Ну вот, теперь он точно сбежит.

- А вы, Эдгар, перестаньте недооценивать друга! Он не сбежит, он смелый...

- Слиняет, смоется, драпанёт...

- Задам стрекача, - подытожил я, - и вам будет очень стыдно.

- А вот и не будет! - засмеялась она. - Мы толстокожие и нечуткие!

Светлана жила одна. Родители, потомственные дворяне, умерли несколько лет назад. Завидной невестой для здешних аристократов она не стала - слишком скромен был капитал, доставшийся ей в наследство. Впрочем, известность в городе она приобрела всё равно, хоть и в несколько ином качестве.

Продолжая чаёвничать, мы услышали звонок у входной двери.

- Кстати, - сообщила хозяйка, - к нам сейчас присоединится одна юная интереснейшая особа.

- Ах, моя светлая, - провозгласил Эдгар, - вы же прекрасно знаете - никто для меня не сравнится с вами! Никакие новые гостьи! Пусть они приходит хоть по одной, хоть по двое, хоть целыми табунами...

- Отарами, - вставил я.

Светлана погрозила нам пальцем и поднялась, чтобы встретить барышню, которую слуга провёл на веранду:

- Елизавета, я очень рада, что вы меня навестили! Проходите, прошу вас, и не стесняйтесь! И нас тут совершенно по-свойски, без церемоний...

Мы с приятелем тоже встали. Хозяйка называла фамилии, а я разглядывал новоприбывшую - блондинку лет, пожалуй, семнадцати. Фигура её меня не особенно впечатлила, барышня была просто не в моём вкусе - слишком худенькая, угловатая как подросток. Разве что ножки, длинные и образцово-стройные, были на загляденье. Лицо - породистое, с высокими скулами, глаза - миндалевидные, серые...

Да, глаза.

В них таилось нечто особенное - то ли манящее, то ли, наоборот, пугающее и чуждое. Отблеск той самой тайны, которая должна была в скором времени перевернуть мою жизнь. Наши взгляды скрестились, и...