Сделав большой глоток, она передала мне бутылку. Кавалькада уже свернула на набережную. Цепь фонарей тянулась вдоль парапета, словно световая граница, отделявшая нашу часть города от реки и заречной жизни - от торгашеской суеты, от портовой вони и мещанской неразбавленной серости...
Впрочем, и пресловутый "Обрыв" располагался там, на той стороне, хоть и выше по течению Медвянки.
Миниатюрный баркас из тех, что курсируют всю ночь напролёт за тройную плату, ждал желающих у каменного причала. Мы выгрузились из экипажей; купчик расплатился с возницами, раздавая царские чаевые.
Приняв нас на борт, судёнышко шустро отвалилось от берега и вписалось в фарватер. Бакенные огни, красные и белые, размыто отражались в воде. Купчик что-то горячо объяснял Эдгару, тыча пальцем в сторону порта; слова тонули в размеренном плеске волн. Замок наместника прополз мимо нас, огромный и погружённый во тьму; лишь пара окон ещё светилась. Я принялся зачем-то гадать, в какой из башен обитала прежде Елизавета и кто теперь занимает её бывшую комнату. Сановник, сменивший графа Непряева, привёз с материка большую семью - об этом писали в "Островном наблюдателе"...
Ираида со смехом швырнула пустую бутылку в реку. Впереди уже призывно сиял "Обрыв" - ресторан, который ночью не закрывается; место, где водка льётся не под стук медяков, а под хруст ассигнаций и звон червонцев.
Когда мы сошли с баркаса, из ресторации донеслось рыдание скрипки, смягчённое гитарными переливами, потом подключилось томное густое контральто. Голос этот обволакивал, звал, и вся наша компания, не сговариваясь, ускорила шаг.
У входа нас встретил метрдотель во фрачном костюме. Изысканность заведения, впрочем, не слишком тронула нашего поддатого купчика - он сунул метрдотелю банкноту, пригрозил кулаком и рявкнул:
- Чтобы - ух! Но без всякого там, ты понял... Смотри у меня!
Тот, не смутившись, с достоинством подтвердил:
- Беспременно. У нас иначе нельзя-с.
Дальнейшее я помню урывками.
Блеск хрусталя на лилейной скатерти. Сверкание люстры. Грудастая певица на сцене. Поросёнок на блюде. Щекочущий вкус игристого. Визг смычка...
Момент прояснения - мы с купцом сидим, уставившись друг на друга. Ряха у него красная, словно в бане; он говорит, с трудом ворочая языком и пристукивая для вескости пятернёй по столу:
- Трест разогнали, дери его поперёк... Теперь я сам себе трест... Прорвёмся... С пасечниками решу, с корабельщиками... С боцманом "Роксаны", правда, погавкался... Он мне - ёж-трёшь, хвостом под мостом...
Следующая вспышка - я опираюсь на стол локтями, сжимаю ладонями отвратительно тяжёлую голову. Передо мной - салфетка и сломанный карандаш. Ираида уткнулась мне лбом в плечо, а я говорю ей:
- Марианна ушла. Понимаешь? Хлопнула дверью. Безумие какое-то...
Она подтверждает:
- Бессмыслица... Бесприютность...
Потом наступает утро.
Скатерть - в масляно-винных кляксах. Прикорнувшего купчика трясут с двух сторон официант с Эдгаром. Спящий наконец вскидывается, таращится осовело. Слова кое-как до него доходят; он с натугой поднимается на ноги, непослушными пальцами тянет из кармана бумажник - и ворох разноцветных купюр рассыпается по скатерти, по паркету, по мягкой обивке стула...
Мы выбираемся на дощатую пристань; туман над водой редеет, истончается, рвётся в клочья. Голубовато-сизое небо, уже стряхнувшее с себя звёзды, удивлённо смотрится в реку. За горизонтом вызревает восход. Царит прохладная тишина.
И всё же в воздухе ощущается что-то неправильное, опасное. Я озираюсь, чтобы понять, в чём дело. Позади ресторана - просёлочная дорога, пологий холм. А ещё дальше к западу, за холмом...
Это похоже на прореху в пейзаже. Нет, визуально вроде бы всё на месте - и склон, и небо, и горизонт, - однако взгляд будто залипает, примерзает к какой-то точке. В грудь проникает каменный холод, воздух твердеет, люди вокруг меня становятся похожи на изваяния...
Разум отчаянно ищет выход.
И я понимаю - способ взломать оковы действительно существует. Древний, простой, надёжный.
Нужно лишь вспомнить, как правильно им воспользоваться.
Вспомнить...
Сейчас...
Я проснулся в своей квартире после полудня.
С отвращением констатировал, что валяюсь на кровати в одежде. Только пиджак висел неопрятной тряпкой на спинке стула; рукав был измазан то ли извёсткой, то ли белилами с физиономии Ираиды. Самой поэтессы, к счастью, рядом не наблюдалось.
Раздевшись до пояса, я долго мылся над тазом; с облегчением обнаружил в шкафу чистую рубашку. Присел за стол, сражаясь с похмельем и собираясь с духом для экспедиции за едой.
И вздрогнул от стука в дверь.
Сердце ёкнуло - я решил, что Марианна опомнилась и вернулась. Метнувшись к порогу, вцепился в дверную ручку, открыл...
Передо мной стояла Елизавета.
ГЛАВА 4
- А, это вы... - невольно вырвалось у меня.
- Вы ждёте кого-то другого? Я помешала?
- Нет, проходите. Только у меня тут некоторый... гм...
- Поэтический беспорядок? Не беспокойтесь, Всеволод, нос воротить не буду. Я не настолько трепетное создание.