Долина колокольчиков

— Пошли танцевать! — решительно согласилась я, содрогнувшись от перспективы.

Мы удалились от лагеря метров на пятьсот. Так, чтобы шум не помешал йети, но, если вдруг на нас нападут волкодлаки, мы успели позвать на помощь. Потому что сами мы вряд ли справимся со стаей монстров, взбудораженных полной луной.

Берти поставил шкатулку в сугроб, что-то там повертел, настраивая, и из коробки полилась танцевальная музыка. Но такая: немного скрипящая, шарманистая, как в спектаклях-ужасах.

Я вдруг поняла, что всё это — очень сюрреалистичная ситуация.

Я, крохотный человеческий крендель, стою хрен знает где; на сотни километров вокруг — заколдованные снежные горы; неподалеку медитирует толпа оптимистичных йети; в шалаше дрыхнет снуи в обнимку с двумястами пленными душами; из музыкальной шкатулки льется «трыньк-трыньк»; а напротив меня самозабвенно пляшет Голден-Халла в эльфийских сапогах.

Прахова кошелка. Ну, жизнь, а!..

Как же я тебя люблю!

Я тоже стала приплясывать. Ничего мудреного: локоть сюда, ногу туда, переминаюсь на месте в такт и верю — если у Вселенной есть глаза, она сейчас смотрит и улыбается (да, рот тоже необходим).

Ведь когда люди танцуют — это свобода. И легкость. И радость.

Потом мы с Берти начали отплясывать вместе. Сначала получалось плохо, но потом мы поймали кое-какую волну.

— Ух ты! — обрадовался сыщик, неуклюже (ибо шуба) кружа меня. — Кажется, ты даже перестала вести!

— М?

— Ты не давала себя вести — в танце — первые пять мелодий. Я уже начал смиряться с тем, что у нас борьба.

— Ой, а я даже не заметила. Извини!

Вдохновленный успехом, Берти решил эдак залихвацки наклонить меня. Я благосклонно позволила. Зря! Как раз в этом месте снежный наст замерз, превратившись в скользкую корку, и мы рухнули далеко не так изящно, как хотелось бы.

Прах, в который раз за поездку уже падаем! Может, это знак? Но какой? Не приезжай больше в горы? Крепко держись на земле? Ползай, ибо ходить — не твое?

Или — летай?

— Хей! Смотри-ка! — вдруг ахнул Голден-Халла вместо того, чтоб побеспокоиться о моей придавленной тушке.

Никак не комментируя наш провал — а это явно символизировало крайнюю степень удивления — он приподнялся на вытянутых руках и пальцем указал куда-то за мою голову. Лицо у сыщика было такое изумленно-восторженное, что я мигом перевернулась на живот, эдакий беспокойный мертвец в гробу, тем самым подняв тучу снежной пыли.

Когда и я увидела то, что увидел Халла, челюсть моя отвисла.

И нет, это был не приход весны.

Глава 24. Северное сияние

Небосклон горел от северного сияния, вспыхнувшего, кажется, только что. Неожиданно яркого. А в нем — в этих широких мазках, лиловых и зеленых, голубых и розовых, колыхавшихся, как кулиса, — прятался город.

Небесный город.

Чужой.

Голден-Халла и я молча поднялись и замерли, ошарашенно глядя на переливающиеся дворцы и башни. Кажется, мы пали жертвами оптической иллюзии: северное сияние было далеко, а город, хоть и «наклеенный» на него, висел будто прямо над нами.

В груди я почувствовала глухие толчки — это натренированное тайнами сердце отбивало праздничный марш. Я смотрела на город, а город смотрел на меня, и мне казалось, он шелковым языком исследует мою душу.

Город был живой.

Я не могла шевельнуться перед его прекрасным и опасным лицом.

— Как ты думаешь, что это за место? — протянул Берти, уже начавший экспериментировать: сыщик поочередно закрывал и открывал глаза, изучал Город с разных ракурсов и через чар-стёклышко, колдовал проявляющие заклятья.

— Я не знаю, — очарованно отозвалась я.

Потом встряхнулась, сбивая сладкий морок, деловито повернулась к городу спиной, наклонилась и посмотрела на него из-под собственных ног и задницы, да еще и кукиш скрутила. Град перевернулся, но в остальном ровным счетом ничего не изменилось.

— Э-э-э, — сказал Берти. — Попутчица?

— Ты не поверишь, но это самая эффективная проверка иллюзий! — объяснила я. — Сама, когда услышала, долго смеялась. Но ведь работает! И я говорю тебе точно: этот город настоящий, Берти.

Я плюхнулась обратно в снег. Мне казалось, я угадываю силуэты людей на улицах Города: причем я видела их как бы сквозь, снизу вверх, сквозь камни мостовых, несуществующий фундамент, землю… Всё вместе мерцало и перетекало: из блика в блик.

Точно!

Я мысленно воззвала:

— Унни! Хей-хей. А ты не подскажешь, что это такое над нами зависло? Уж больно похоже на тебя.

— Не подскажу, — без приветствий отрезали теневые блики.

— Ну пожалуйста!

Но энергия бытия лишь фыркнула и наглухо замолчала.

Ну вот! И в чем, спрашивается, плюсы быть «божественной протеже», если даже безграничный допуск к знаниям не дают? Все-то сама находи, выскребай, набивай себе шишками, запоминай шрамами и практикуй проигрышами! Так, чтобы всё, что ни есть в тебе — было и впрямь твоё. Взращено, выучено тобою.

Эффективный, короче, способ. Но неприятный.

Берти сбросил капюшон и яростно, с удовольствием, встрепал себе волосы — никак, мыслительную деятельность стимулирует.