Долог век, да недолговечно счастье

Как-то мне пришлось побывать по делам в Ронде и окрестных селениях. И вот однажды, охотясь на зайца в горах, я встретил пастуха и с удивлением узнал в нем Хосе. "Вот где ты обретаешься", - обрадовался я. "Да, дядюшка Бернардо, - ответил он спокойно, - только никому об этом не рассказывайте, не то на меня снова военный мундир напялят". - "Ты что же, один бежал?" - спросил я. - "Нет, сеньор, вдвоем, но я не смею его назвать, - он не велел, и я памятью покойной матери поклялся молчать". - "Ладно, не будем о нем говорить, - согласился я. - Но что же вы оба делали, когда убежали?" - "Мы скрывались в Альгарских горах, - ответил Хосе. - К вечеру приятель послал меня к знакомым пастухам попросить хлеба; уж очень мы устали и проголодались". - "Ладно, - сказал я, - а потом?" - "Потом дождались ночи, - ответил Хосе, - и тогда товарищ отправился к моему отцу попросить, не поможет ли он нам". - "Почему же ты сам не пошел к отцу?" - удивился я. "Да товарищ сказал, что отец разозлится, когда увидит, что я бежал с военной службы". - "А товарищ ничего у тебя не взял?" - "Да что у меня было взять? Хотя верно... Он попросил у меня наваху и платок, да так и забыл вернуть, а я не напомнил, пожалел его: парень был здорово напуган, - по дороге он узнал, что за нами погоня, и даже видел одного из солдат. Он принес мне, дай бог ему здоровья, мою старую пастушескую одежду - еле выпросил у отца - и велел переодеться да уйти в горы, а сам решил податься в Португалию. Вот я здесь и очутился". - "А он не поделился с тобой тем, что прислал отец?" - "А что мог прислать отец? Как же, пришлет он, жди! Конечно он от отца ничего не получил; да я на это и не надеялся". - "Так, верно, у отца нет денег, паренек", - сказал я. "Что вы, сеньор, конечно есть! Больше ста унций золотом! Я сам однажды подсмотрел". - "А ты не говорил об этом товарищу?" - "Как же, сеньор, как же; но я предупреждал, что у отца вырвать деньжата можно разве что с сердцем. Вот так и вышло". - "Послушай, Хосе, а твой товарищ сказал тебе о смерти отца?" - "Пресвятая дева! Как, сеньор, батюшка умер?"

Признаюсь, я побаивался, не испортил ли тот негодяй нашего дурачка Хосе. Как говорит пословица - с кем поведешься, от того и наберешься. Но мой вопрос вызвал у Хосе такое непритворное изумление и горе, что мои последние сомнения рассеялись. "Да, дружок, твой отец помер!"

Тут Хосе разрыдался, как ребенок! Я всячески утешал его и наконец сказал, что постараюсь выхлопотать ему прощение; но взял с него слово, что, если его тем временем изловят, он немедля известит меня. Затем мы распростились. Едва я сделал несколько шагов, как Хосе меня окликнул: "Дядюшка Бернардо", - сказал он, - под половицей, в головах у отца, зарыто золото; откопайте его и закажите панихиду за упокой души бедного батюшки". - "Ладно", - пообещал я. И так жаль мне стало парнишку: ведь он ни о чем не догадывался и не понимал той ужасной вины, которая на нем лежала благодаря хитрости злодея. Ваш отец убит, - закончил Бернардо, протягивая дону Гаспару лоскут одежды с карманом, в котором лежало письмо, - и вот улика против его убийцы!

Капеллан сделал было резкое движение, чтобы схватить протянутый лоскут, но тут же с отвращением отдернул руку.

- Заверните улику, как прежде, - сказал он. И пока Бернардо не спеша выполнял приказание, капеллан взволнованно ходил взад и вперед по комнате.

- Готово, - сказал старик, снова протягивая капеллану тщательно завернутый пакет.

Но капеллан, остановившись перед своим собеседником, посмотрел на него вдохновенными глазами, сверкавшими на бледном, изменившемся лице, и сказал:

- Мертвым не надо ничего, кроме молитвы за упокой души. - Возьмите себе эту улику, мне она не нужна.

- Сеньор! - воскликнул старик. - Вы не хотите, чтобы виновный был наказан?!

- Нет, не хочу. Ведь это ничего не изменит.

- А истина? Разве это мало - раскрыть истину? Разве вы не хотите восстановить честь вашего брата?

- Для чего? - уныло возразил капеллан.

- Чтобы смыть пятно бесчестия с вашей семьи, - у бедняков ведь тоже есть честь.

- Мой род угаснет вместе с моей смертью.

- И вы согласны нести это бремя?

- Дядюшка Бернардо, здесь, где меня все знают, я не останусь. Я поеду миссионером в Китай; оттуда не многие возвращаются.

- А правосудие? А приговор общества?

- У них свои слуги.

- Так что же, вы прощаете?

- Да, и сделаю все, что в моих силах, для спасения виновного. Я первый отказываюсь от мести.

- Сеньор, - сказал Бернардо, и в его возмущенном голосе послышалось уважение, - вы святой!

- Нет, я просто не хочу обращаться к земному правосудию и не желаю принимать в нем участия. Не думай, Бернардо, что для этого надо быть святым, нас этому учит человеческая мудрость. Индийский поэт сказал: "Добродетель прощает злодейство, подобно тому как сандаловое дерево изливает свой благоухающий сок на топор, наносящий ему рану".