Долой стыд

Конечно, это была ерунда, не знаю, насколько антиобщественная, но бедняжечка принимал её так близко к сердцу, что у меня духу не хватило его огорчить. Да и какая от этого вышла бы польза? Для него сейчас Имперский разъезд один свет в окошке.

Если бы Максимчик был подобрее к людям и не такой вспыльчивый, я бы познакомила Павлика с ним, потому что он может оказать интеллектуальную поддержку, если захочет. Но на Максимчика в эти дни смотреть стало страшно, не то что знакомить с молодыми людьми, находящимися на распутье.

— И знаешь, Аля, если не переходить к прямому действию, все наши благонамеренные упования так и останутся брехнёй. За которую с нас же потом и спросят.

— Павлик, зайка, но почему нельзя благонамеренно делать то, чему тебя учили? Ты к защите готовишься?

— Ну защищу я очередную серую диссертацию, останусь преподавать. Кого я буду учить и чему?

Многим мужчинам приходится нелегко из-за того, что они хотят спасать мир, когда их никто не просит. Это побочное следствие правильных мужских задатков. Мужчине необходимо занять себя делом: строить мосты, ездить откапывать динозавров, изобретать лекарство от рака или с чем-нибудь бороться, это уж кто что нашёл. А как найти с первого раза что-нибудь общественно-полезное и нескучное? Павлик и сам, наверное, понимал, что был бы счастливее с динозаврами, чем с Имперским разъездом, но как ему было теперь, после всей шумихи, пойти на попятный? Никак.

Этот разговор и мне напомнил о том, что я в тупике. Делать нечего; собралась с духом и вечером, когда покушали, говорю: «Зайка, что у тебя случилось? Расскажи мне». — «Ничего у меня не случилось! Ничего! Что вообще у такого, как я, может случиться?!»

Называется, поговорили.

Но. Бедняжка, по-моему, признал, что погорячился. Через полчаса, когда я ещё скреблась в кухне, пришёл за ромашкой и говорит: «Анжела, ты всё допытываешься, что тебе почитать, почитай Генри Джеймса. Заодно и мне расскажешь».

Я записала имя на бумажке, при первой возможности зашла в библиотеку и взяла там чистенькую новую книжку, умеренно толстую. Я люблю, когда книжка потолще и всё в ней подробно расписано: какие у героя знакомые, друзья и родственники в трёх поколениях, каждый со своей особой жизнью.

Плохо, что я не удержалась и сперва поглядела в Интернете, кто он такой, Генри Джеймс. Конечно, делать этого не стоило, потому что Генри Джеймс оказался классиком, родоначальником и первопроходцем, и я уже не могла читать непредвзято, а всё время помнила, что знакомлюсь с произведением великого писателя. Как будто пришёл в парк, музей или любое другое красивое место и смотришь не по сторонам и куда хочешь, а только на табличку с объяснениями, что именно тебе предстоит увидеть. И это ещё не всё: я как вчиталась и осознала, о чём мне нужно будет дать отчёт Максимчику и Машечке, сердце в пятки ушло. Угораздило же выбрать историю, настолько неприемлемую для обоих.

Содержание романа «Бостонцы» такое: молодая феминистка и её двоюродный брат, тоже молодой человек, борются за власть над душой совсем юной девушки, и молодой человек хочет на ней жениться, а феминистка — чтобы та думала только о ней и о борьбе за права женщин. Эти кузены постепенно начинают друг друга ненавидеть, потому что она — с неврозами, а он — не признающий женского равноправия ретроград, и читатель, тоже постепенно, к обоим проникается неприязнью, такие они оба по-человечески несимпатичные.

Кончается тем, что молодой человек побеждает, но автор прямо даёт понять, что героиня будет с ним очень, очень несчастна. («Не удивительно» и «сама виновата», сказала на этом месте Машечка.) Но книга не о проблеме выбора, выбери девушка по-другому, счастья бы ей это не принесло. Великий писатель Генри Джеймс как будто думает, что люди, вне зависимости от пола и убеждений, не умеют быть людьми; тут уж ничего не попишешь, нет в них доброты и великодушия. Печальная история.

Вот; прочла, обдумала, рассказываю. Я боялась, что Машечка рассердится из-за того, что идейные женщины изображены болтливыми идиотками, а Максимчик — осознав, сколько романного времени и авторских сил на это потрачено, но в итоге обоим было просто скучно.

Может быть, я их не сумела заинтересовать своим пересказом, тем более что так и не добралась, ввиду полного безразличия аудитории, до самого привлекательного персонажа, женщины-врача доктора Пренс. Не умею излагать! Хотя в случае с доктором Пренс и изложить нечего: нет у неё ни убеждений, ни личной жизни, одна только работа и преданность этой работе, что в описании и пересказе выглядит не очень зажигательно, но в жизни, когда встречаешь подобных людей, утешает. Даже весьма.

Отложила я пропаганду Генри Джеймса; ну, думаю, как-нибудь потом, подучись сперва, Анжелочка, привлекающим образом передавать впечатления от классики. А потом случилась беда с Павликом.