Должники

-- Высоко, сынок. Наш папа не будет низко летать, -- доверчивый малыш счастливо вздохнул. – Вы взлетите над облаками, двое Ареновых, старший да младший. Папа даст тебе штурвал, прикажет: рули! И ты станешь управлять самолетом, как настоящий летчик, -- слезы катились по застывшему лицу. Боясь потревожить засыпающего ребенка, она вытиралась мокрыми щекой и носом о свое плечо. – А я останусь вас ждать на земле, сколько понадобится, хоть всю жизнь. Но зато, когда вы с папой вернетесь, твоя мама, сынок, будет самой счастливой на свете. Ты выпрыгнешь из кабины, скажешь: привет, мам, вот и мы. А папа ничего не скажет, просто посмотрит и улыбнется. Если взрослые по-настоящему любят друг друга, слова не нужны. Ты сам это поймешь, когда вырастешь и полюбишь.

В комнате стало тихо. Наплакавшись, сладко посапывал на руках сынишка, за стеной, у бабы Дуси голосом Кобзона надрывался телевизор, отщелкивали время часы – жизнь продолжалась. Только не было в этой жизни Саши… И вдруг ее охватила ярость. На мир – за непротивление злу, за жадность, несправедливость, циничный расчет, за повальное вранье. На себя – безвольную унылую особь, которую легко унизить и растоптать, доверчивую, как глупая рыбина, глотающая разинутым ртом наживку. Чему она поверила?! Равнодушному короткому тексту, вслепую отшлепанному на «Оптиме» чьей-то рукой? Печатям – обычным чернильным оттискам выдавленного куска резины? Или, может быть, тем, кто за этим стоит – лживым трусам в генеральских погонах? Как можно принимать за правду всеобщее помешательство, где все – в перевернутом виде? Или чужие вопли оказались настолько сильны, что забили голос собственной интуиции? Что было в письме? Что капитан Аренов погиб. Она этому верит? Конечно же, нет! Тогда почему так быстро сломалась: обозлилась на весь белый свет, набрасывается без причины на сына, завидует родной тетке? Разве Саша любил бы ее такой? Угрюмой, раздражительной, отгородившейся от людей – унылой тенью прежней себя самой.

От неудобной позы и тяжести затекли ноги, онемели руки. Она поднялась со стула, осторожно переодела Илью в ночную пижаму, уложила в кроватку. Ребенок что-что сонно пробормотал и затих. Неожиданно Тоня вспомнила Боровика. Интересно, узнает ли Олег Антонович, что хотел стать вторым отцом, а остался единственным? «Не смей так думать! -- тут же себя одернула. -- Санька жив. Надо просто в это верить и ждать – тогда он обязательно вернется. Потому что ни одна война на земле не вечна, тем более такая бессмысленная и чужая».

В эту ночь Тоня спала крепко и ни разу не закричала во сне.

                х                х                х

Их разрывали на части. Казалось, весь город сошел с ума, решив отовариться в одном магазине. С полок сметался товар, словно сухая листва – метлой дворника с тротуара: скоро и деловито. В ход пошли все размеры, цвета, фасоны без сезонных различий.

-- Или у меня съехала «крыша», или народ свихнулся, -- пожаловалась Татьяна. – Уже почти все полки пустые, а они прут и прут. Неужели их мужики не заслужили в новогоднюю ночь ничего лучшего кроме наших говеных рубашек?

-- Не плюй в руку, из которой кормишься, -- заметила, проходя мимо, старшая. – И вообще, хватит прохлаждаться, рабочий день еще не закончился.

-- До закрытия всего пятнадцать минут.

-- Вот столько и будем работать, -- бросила, не оглядываясь, Светлана Михайловна.

-- -- Мегера, -- буркнула в спину Сытина. – Неудивительно, что от тебя мужики бегут, как тараканы от дихлофоса. Ой, -- расцвела она в следующую секунду при виде знакомого покупателя, -- вам Антонину или, извините, рубашку?

-- Мне, если можно, улыбку, -- попросил Овчинников, с любопытством разглядывая жалкие остатки на полках.

-- А вы шутник!

-- Дэвушка, выручай, дарагая! – к прилавку подскочил запыхавшийся пожилой кавказец, обвешанный пакетами с авоськами. – Через час поезд, домой еду. Все с подарками, адын внук остался.

-- У нас не детский магазин.

-- Зачем детский? Внуку двадцать лет уже, на целую голову выше, чем я!

-- Какой размер? – процедила сквозь зубы Татьяна, мысленно проклиная так не вовремя заглянувшего покупателя.

Дмитрий одобрительно улыбнулся радеющему о своей родне азербайджанцу и  перешел к противоположной стороне прилавка.

-- Добрый вечер!

-- Здравствуйте. Если хотите что-то купить, пожалуйста, поторопитесь. Мы через десять минут закрываемся.

-- Во-первых, Тонечка, с наступающим Новым годом.

-- Спасибо, вас также.

-- Во-вторых, я хотел бы извиниться за внезапное исчезновение и долгое отсутствие.

-- Не стоит. Мы не друзья, за свои действие нам вовсе не обязательно отчитываться друг перед другом.

-- Согласен, но я имел в виду Розу Евгеньевну. Кстати, дома ее не застать, она в отпуске?

-- Ай, дарагая, спасыба! С Новым годом, красавица! Будышь в Кубе, дядю Джавида спроси, любой покажет. Ковер тебе падбирем – лучше всех, -- мимо протрусил довольный покупатель, за ним продефилировала продавщица. Поравнявшись с Тоней, она выразительно посмотрела на часы, улыбнулась Овчинникову и замурлыкала под нос.

-- Пять минууут, пять минууут…