Должники

… Рыбный отдел пустовал. На табуретке в углу восседала кошка и, лениво умываясь, с презрением поглядывала на двуногих недоумков, которые по глупости приперлись туда, куда бы лучше им не соваться. Делегатка от рубашек поняла, что в «Рыбе» ей колбасы не видать, и пристроилась к длинному хвосту, заполнившему чуть ли не весь гастроном: тут хоть надолго, зато наверняка. Сбегав пару раз к чистоплотной котяре, по-прежнему заменявшей собой продавцов, Тоня рассталась с наивной мечтой отовариться по знакомству и угомонилась: в третий раз таких легкомысленных телодвижений накаленная до предела очередь не простит.

Однако жизнь показала, что не всегда разумное означает надежное, иначе не сидеть бы сейчас Антонине под дверью, в какую лучше бы не заглядывать никогда, даже по пустякам. Похоже, о пустяковых неприятностях теперь приходилось только мечтать. Она стояла, уставившись в одну точку, стараясь не замечать ни грязных стен, ни крохотного зарешеченного дверного окошка, ни вульгарной девицы с макияжем, точно у клоуна в цирке, ни красноносого идиота, по вине которого тут оказалась. В голове звенело пустотой, разбавленной единственной фразой: от сумы да от тюрьмы не зарекайся.

-- Садись, -- тетка рядом подвинулась, освобождая место на нарах, где, свернувшись в клубок, храпело что-то косматое, темное и большое. Вместе с храпом из булькающей глотки разносилась по камере чесночно-перегарная вонь. – Садись, -- повторила тетка, похлопывая рукой по замызганным доскам, -- в ногах правды нет.

Тоня подавила тошноту, подступавшую к горлу.

-- Спасибо, я постою.

Женщина вдруг резко дернула упрямицу за руку. От неожиданности та ойкнула и плюхнулась рядом.

-- Не заносись, -- посоветовала непредсказуемая соседка, -- та не журись, -- добавила, усмехнувшись, -- -- через полчаса выйдешь. В первый раз, небось? – в этой сухощавой, темноглазой брюнетке, непохожей на дородных цветущих кубанок, ощущалась какая-то непонятная сила, которая завораживала и подчиняла. Тоня подумала, что с ней заговорила цыганка и решила лучше промолчать. Тетя Роза с подозрением и опаской относилась к этой странной породе людей, с детства внушая племяннице, что все цыгане – мошенники, с ними ухо надо держать востро, избегать общения и ни в коем случае не смотреть в глаза, иначе обчистят до нитки. – Молчишь? Только напрасно меня боишься. Не цыганка я, сербиянка. Слыхала про таких? – храп прекратился, зато небольшое помещение огласил громкий звук, похожий на хлопок. Тоня брезгливо поморщилась и уткнулась носом в собственное плечо. – Люди лицемерны, -- заметила сербиянка с неприятной усмешкой. – Когда думают, что рядом никого нет, часто позволяют себе то, за что других потом осуждают. Разве с тобой такого никогда не случалось? Или ты не земной человек из плоти, а бестелесное безгрешное существо? Как же ты тогда среди нас, грешников, оказалась?

-- Физиология – это одно, -- вспыхнула Антонина, -- а распущенность – совсем другое.

-- Неужели? Почему же, в таком случае, ты со мной разговариваешь, даже споришь, хотя думаешь, что перед тобой цыганка. Разве тебя не предупреждали, что с цыганами лучше не говорить?

-- Ступай, девонька, -- легонько подтолкнула вперед сербиянка. – Не бойся, снидать дома будешь, с сынком. А меня звать Христиной. Даст Бог, еще свидимся, -- пробормотала, задумчиво глядя вслед.

Но этих напутственных слов Тоня не услышала. Она шагала по коридору, пытаясь унять мерзкую дрожь, а в голове звучало одно: я никого не боюсь, ничего дурного не сделала, меня, конечно, отпустят.

Нужная дверь открылась легко, как будто ждала злосчастную хулиганку. Мытое при царе Горохе окно. На подоконнике – цветочный горшок с чахлой белой фиалкой, в пересохшем грунте торчит пара окурков. Деревянная вешалка со скучающим серым плащом, забытым с прошлого года. На стене – небольшой портрет генсека Андропова, под ним -- несколько обшарпанных стульев, колченогий столик с допотопной пишущей машинкой, ближе к центру -- стол с парой стульев по разные стороны, как враги, в углу -- узкий шкаф с глухой дверцей. Запахи табачного дыма, одеколона и пыли. У окна спиной к двери барабанит пальцами по подоконнику высокий мужчина в штатском.

-- Вот, товарищ капитан, принимайте гражданку, -- Тоню слегка толкнули вперед, дверь захлопнулась.

«Барабанщик» добил свою дробь и, не спеша, развернулся лицом. Густые, чуть волнистые волосы цвета воронова крыла, идеально выбритая гладкая кожа, яркие синие глаза, опушенные длинными ресницами, четко очерченный подбородок с ямкой, прямой нос и спортивная подтянутая фигура – такой внешности позавидует любой артист. Ему бы не сходить с большого экрана или кубки спортивные добывать, а он выбивает признания. Красавчик шагнул к столу, сделал приглашающий жест левой рукой, отчего стал больше казаться мясником, отгоняющим мух, чем доблестным офицером милиции.