Должники

-- Какие ученики, Тонечка? Директор я, детка, мне по статусу положено быть немолодой, солидной и строгой. Господи, да что мы все обо мне! Ты-то как? Решила в отпуске кондуктором подработать? Это кто ж тебе позволил такое: с сумкой на боку бегать? А если на ученика наткнешься  или, не дай Бог, на родителя, коллегу? Позор на всю школу! И тетка не спасет. Как она, кстати? Я звонила пару раз, не застала, а забежать все недосуг. Вернулась же совсем недавно, кручусь, как белка в колесе, себя забыла, не то, что друзей. Ты передай, что я непременно заскочу, обязательно. Вот только разберусь с делами и зайду. Тортик куплю, чайку попьем. Передашь?

-- А вы разве не знаете?

-- Что?

-- Тети Розы больше нет, она умерла. Зимой.

-- Господи! – портфель снова выпал из рук. – Как? Когда?

-- Наталья Андреевна, простите, но мне бежать надо, трамвай уже подъезжает.

-- Подожди, Тонечка, ты по какому маршруту катаешь своих пассажиров?

-- По шестому.

-- Так и есть, попутала, слепая сова, пятерку с шестеркой! Фонарь же на остановке не горит, видно, хулиганы разбили. Со зрением-то у меня проблемы, вот и вышла путаница.

«Путаница» обернулась сначала коротким разговором в трамвае, потом долгими воспоминаниями за чаем, умилением младшим Ареновым, размышлениями на кладбище о скоротечности бытия, снова беседами за домашним столом – две одиночки потянулись друг к другу, и старшая активно принялась опекать младшую. В итоге Антонина Романовна пополнила собой штат средней общеобразовательной школы, возглавляемой своей «опекуншей».

--  Можно?

На привычном месте, за облезлым канцелярским столом, с которым директор никак не могла расстаться, восседала Наталья Андреевна. Казалось, за неполные сутки она увеличилась на пару размеров. Руки, занявшие едва ли не половину столешницы, наклоненная по-бычьи вперед голова, суровый взгляд, неожиданные басовитые нотки – все выдавало начальницу, грозу и тех, кто учился, и тех, кто учил в этой школе. У окна приветливо улыбался высокий гладковыбритый брюнет, разодетый как на собственную женитьбу, разве что цветка не хватало в петлице. Даже если б он был с бородой и в лохмотьях, узнать  его было бы просто. И Аренова, конечно, узнала.

Красавец стоял, будто сидел, развалившись, в кресле – комфортно, расслабленно, по-хозяйски. И деловито. Как барин, заглянувший на минутку в людскую.

-- Надеюсь, Олег Валерьянович, вы знакомы, -- пробасила Сиротина. – Антонина Романовна трудится в нашей школе уже два года. Преподает пение. Учительский коллектив и ребята – мы все ею довольны.

Едва заметное движение четко очерченных губ превратило улыбку в ухмылку. Брюнет окинул учительницу оценивающим взглядом.

-- А я недоволен, -- короткая фраза ударила по ушам, как хлыст по спинам дрессируемых зверей. – И с вашей коллегой я незнаком.

-- Мне казалось, вы бываете на родительских собраниях.

-- На то есть жена. В общем, уважаемая Наталья Андревна, надеюсь, вы передадите мои претензии Антонине… забыл отчество, ну, да это неважно.  Все, что надо, я уже узнал.

После его ухода Сиротина со вздохом вернулась к своим прежним размерам и, помолчав, устало сказала.

-- Что стоишь? Садись, в ногах правды нет. Рассказывай.

-- О чем?

-- О драке.

-- Не поняла?

Наталья Андреевна, молча, протянула лист бумаги. Заявление от Шломы О.В., где он обвинял учительницу пения в избиении сына, Шломы Артема.

-- Это правда?

-- Да.

-- Почему я узнаю об этом последней? – директор сняла очки и устало потерла переносицу. – Я ведь не просто старшая по работе, Тоня. Я твой старший друг. Разве не так?

-- Наталья Андреевна, Артем – сложный подросток. Неадекватный, склонный к агрессии и насилию, неуравновешенный, хитрый. Уже сейчас в нем проявляются такие черты, которые в будущем могут привести на путь преступлений: неоправданная жестокость, лидерство любой ценой, лживость. Закрывать на это глаза нельзя.

-- И ты решила открыть. А заодно пустить в ход кулаки?

-- Можно, Наташечка Андреевна? – в дверной проем просунулась голова завуча.

-- Через пять минут. Я занята.

-- Хорошо, -- осторожно прикрылась дверь.

-- Послушная, -- усмехнулась директор. – И слух у нашей Брониславы Викторовны  хоть и отличный, но специфический: подслушивает лучше, чем слышит. В общем, так, Антонина, -- Сиротина взяла заявление, разорвала лист, бросила мелкие клочья в корзину. – слушай меня внимательно: распускать руки педагог не должен ни при каких обстоятельствах – это раз. И второе: поддержку я могу оказать, только обладая полной информацией. А теперь иди, работай. Будем надеяться, что все обойдется.

-- Спасибо, Наталья Андреевна. Я, правда…

-- Иди, -- оборвала на полуслове директор – И держи себя в руках, будь добра.

Прошло две недели. Сиротина по-прежнему  доброжелательно улыбалась при встречах в школьном коридоре, интересовалась Ильей, передавала мальчику приветы и обещала совместный поход в кино или в кукольный театр. А на пятнадцатый день позвонила домой.

-- Добрый вечер, ты одна?

-- Конечно, -- удивилась не столько позднему звонку, сколько странному вопросу Тоня.

-- Зайди завтра ко мне в кабинет. Часов в пять. Надо поговорить.