Должники

-- Что-то случилось? – вместо ответа трубка выдала короткие гудки.

…Наталья Андреевна курила у открытого окна, зажав сигарету между большим и указательным пальцами, словно за плечами у нее было несколько лет отсидки.

-- А я не знала, что вы курите, -- удивилась Антонина.

-- Я тоже, -- сухо бросила директриса, раздавив сигарету в металлической крышке от банки. -- Почему ты скрыла, что была под следствием?

-- Что?!

-- Шлома – следователь. И он утверждает, что заводил на тебя уголовное дело. Лично. Это правда?

-- Впрочем, можешь не отвечать. Знаю, что на дурное ты не способна, а оступиться каждый может. Жизнь не катится с ветерком по асфальту, а переваливается по рытвинам да ухабам – шишки набить проще простого. Я, во всяком случае, камни в тебя бросать не собираюсь. Хотя, признаться, не ожидала, что ты окажешься такой скрытной, -- Сиротина тяжело вздохнула,  поправила горшок с фиалкой и, направляясь к своему столу, неожиданно призналась. – А вот я на дурное способна. И не потому, что подлая, а потому, что слаба. Как говорится, кишка тонка сражаться с подлецами, -- на столе зазвонил телефон, но директриса и бровью не повела. Подождала, пока звонивший уймется, потом глухо сказала. – Это отделение милиции в прошлом году взяло шефство над нашей школой. И теперь за весь год – ни одного чепе. Присылают дежурных, когда у нас проводятся вечера, занимаются правовым воспитанием старшеклассников. Ребята слушают их рассказы с открытыми ртами, сама видела, -- и замолчала. Паузу держала минуты две, потом, будто переступив через что-то, добавила. – Шлома постарался. Пару дней назад меня вызвали в ГОРОНО

 и предложили выбор: или я увольняю тебя, или кладу партбилет на стол… А шефы не вызывали. Просто позвонил их начальник и вежливо разъяснил, что милиция, призванная охранять правопорядок в стране, не имеет права опекать учебное заведение, где воспитанием подрастающего поколения занимаются нарушители общественного порядка. Грамотно изложили, -- усмехнулась Наталья Андреевна, -- как по писаному, -- и опустила глаза. -- Прости, детка, думаю, выбор мой тебе ясен…

Глава  8

-- Прости, Аренова, -- развел руками начальник отдела кадров. – Ты ушла – пришла другая. Сама понимаешь: свято место пусто не бывает. Наши люди хоть вузов и не кончали, но понимают, что работу надо ценить и крепко за нее держаться.

-- Да, конечно. Извините, Сан Саныч.

…Ей отказывали все и везде. Коллеги Розы Евгеньевны, прежде клятвенно обещавшие помощь, отводили глаза, уверяя, что преподавательский штат в школах города полностью укомплектован. Заведующая детским садом, куда Тоня водила сына, заявила, что и рада бы взять, да не может: место музработника занято, а для няни Антонина Романовна никак не годится. Не нуждались в ней почтальоны, продавцы, кассиры, лоточницы, даже в дворники невозможно было пробиться. Скудный денежный запас таял на глазах, нищенской помощи от государства едва хватало на продукты и оплату коммунальных услуг – Тоня с ужасом понимала, что скоро им с сыном не на что будет жить. Баба Дуся по-прежнему заглядывала на огонек, но теперь не угощалась конфеткой, а угощала собственной выпечкой, прихватывая с собой глубокую тарелку аппетитных пирожков с творогом и курагой.

-- Да ото ж мне только и радость, что об вас позаботиться, -- ворчала она в ответ на Тонино «спасибо, не надо». – Слово-то какое дурацкое выдумали: не надо. Покуда жив человек, все ему надо! И есть, и пить, и любить, и печься об ком хочить. Да и не без задней мысли подкармливаю, Антонина, -- усмехалась Евдокия Егоровна. – Я вот вам сейчас – пирожок, а вы мне опосля – цветок на могилку. У меня ж окромя вас – никого. Закопають – через год бурьяном зарасту.  А так, мабуть, с вашей помощью буду лежать под цветочками, як барыня. Принесешь бабе Дусе георгинку, Илюха? – ласково гладила мальчика по голове пожилая соседка, подсовывая ребенку румяный пышный пирожок.

-- Принесу.

-- Господи, баба Дуся, что вы такое говорите? Живите хоть до ста лет!

-- Ни, -- вздыхала Евдокия Егоровна, -- ни хочу. Устала. Уж стильки разов падала да подымалась – и не упомнить. Тяжелая у нас жисть, Антонина. Тильки  трохи оклемаемся, подыматься начнем – обратно с ног валють. То голод, то война, то воронки по дворам шныряють – простому человеку все одно, беда. Таперича вот за долг выдумали, как его? Инта… интра…

-- Интернациональный?

-- Тьфу! И не выговорить, язык сломаешь А шо мы должны? Кому? У нас, шо, на своей земле не мае дилов?  Тильки крутись, поспевай. Сеять, пахать, землю нашу, кормилицу, охранять, пацанят таких, как Илюха, растить, баб любить молодых. Вот ты – без мужика сохнешь, скоро, як свечка, стаешь. На хрена нам эти долги, скажи? Нет, милок, ты сначала у своем дому разберися, а уж после беги у чужой пламя гасить. А можэ, там и не горыть ничого, мы ж не знаемо. Хто ж нам скажить? Так, Илюха?

-- Так, баба Дуся, -- серьезно поддакивал мальчик.

-- Пусто.

-- Я заварю еще, -- вскочила со стула хозяйка.