Должники

-- Уважаемые коллеги, за последнее время работа нашей регистратуры изменилась… э-э-э… не в лучшую сторону, -- по лицу Хоменко проскользнула торжествующая улыбка, которую она и не подумала скрыть. «Коллеги» зашушукались. У Тони мелькнула мысль, что снова придется подыскивать другую работу. – Я проанализировал ситуацию, -- продолжал начальник, игнорируя общий шумок, -- и пришел к выводу, что должен назначить старшего на этом участке. Ответственного, добросовестного, способного справиться с возникшими… э-э-э… проблемами. Изменение штатного расписания согласовано, приказ подписан. Так что, друзья, можете поздравить с повышением… Аренову Антонину Романовну, -- в наступившей тишине оглушительно отбивала секунды стрелка настенных часов. – Что ж,  время не ждет, -- деловито подытожил Крыса. – Все свободны. Антонину Романовну попрошу остаться.

Одни обходили ее с улыбкой, некоторые даже одобрительно подмигивали, шевеля при этом губами, по которым легко прочитывалось «поздравляю». Другие – приклеившись взглядом к полу, с опаской, будто огибали змею. Хоменко шла прямо, с высоко поднятой головой и ненавидящими глазами. Наконец, кабинет опустел.

-- Вы не могли бы пересесть  ближе? Кажется, я здесь еще никого не кусал, -- улыбнулся главврач. – И не думаю, что вы станете первой, -- Тоня молча опустилась на другой стул. – Ваш муж служит в Афганистане? – огорошил главврач внезапным вопросом.

-- Простите, Анатолий Федорович, но если вы хотите поговорить о моем муже, я лучше пойду. Тем более, что у меня теперь больше ответственности и работы.

-- А вы колючка… Просто, я собирался сказать, что, наверное, трудно женщине одной воспитывать сына. Меня ведь мать тоже воспитывала одна. Отец погиб в сорок пятом, через несколько дней после победы, в Чехословакии. Никогда не были в Праге?

-- Нет.

-- А я был. Красивый город. Очень…, -- доверительный тон, говорящие паузы, как в театре, подчеркнуто дружеский взгляд – главврач явно напрашивался на ответную откровенность. –  А скажите-ка, Тоня… Ничего, что я к вам обращаюсь по имени?

-- Лучше с отчеством.

-- Понял… А признайтесь, Антонина Романовна, вы рады?

-- Чему?

-- Мне всегда казалось, что старшим быть гораздо приятнее, чем рядовым. Разве нет?

-- Не уверена.

-- Не уверен, что вы не лукавите. Повышение всегда приятно. Статус выше, оклад больше. Значит больше самоуважения и возможностей себя баловать.

-- Не думаю, что самоуважение зависит от размера оклада. Кроме того, если человек получает повышение благодаря старательности и добросовестности, как вы только что говорили, вряд ли он станет тратить разницу в зарплате на баловство.

Главврач внимательно выслушал пространный ответ, наклонился вперед и, не спуская глаз с неблагодарной гордячки, тихо сказал, путая вопрос с утверждением.

-- Я вам неприятен, Тоня. Почему? – негромкий расстроенный голос выдавал не мужчину, привыкшего всегда находиться в центре внимания, но брошенного ребенка, впервые столкнувшегося с несправедливостью взрослого мира. Отвечать на эту нелепую путаницу не имело смысла. Она поднялась со стула. – Нет, подождите! – в мгновение ока Анатолий Федорович оказался рядом. – Не уходите! Просто выслушайте меня… -- и неожиданно замолчал, точно не мог найти слов, соскользнувших вдруг с языка не в речь, а в долгую паузу. Потом ухватил за согласную короткое  первое – всплывшее, потянувшее за собой остальные. – Вы не поверите, Тоня, мальчишкой я до чертиков увлекался сказками. Глотал одну за другой, как алкаш – водку: до дрожи. Другие пацаны хватались за книжки про войну, бандитов, шпионов, некоторые даже про любовь воровали с родительских полок. А я запоем читал сказки.  Втихомолку, не дай Бог проболтаться. Узнают ведь – засмеют. Стыдно признаться, до девятого класса остановиться не мог. А в девятом влюбился и…

-- Анатолий Федорович, -- она попыталась шагнуть назад, -- извините, но мне, действительно, надо идти.

  Он схватил ее за руку. Всплывшие слова хлынули потоком,  грозя затопить их обоих.

-- Но одну я знал почти наизусть – «Волшебник изумрудного города». На волшебника мне было начхать, я обалдевал от Железного дровосека! Он хотел иметь настоящее человеческое сердце, представляете? Сам из железа, а сердце, дурило, хотел, как у человека! Ради этого он прошел долгий путь и перенес много такого, перед чем любому другому сломаться, как плюнуть. А когда добрался до цели, оказалось, что сердце-то у него есть! Просто чудак об этом не знал, пока… пока не понял, что любит… -- любитель сказок снова запнулся, но пауза на этот раз вышла короткой, похоже, в выуживании слов у «рыбака» появилась сноровка. – Я не из железа, Тоня. И, наверно, не умею любить. Но, черт побери, почему в таком случае вы все время топчетесь в моей голове?! Каждый день, каждый час, скоро счет пойдет на минуты! Ответьте мне, почему? – он стоял так близко, что в