– Угадай с трех раз, – мрачно проговорил я.
– Да мне не нужно трех, я с одного скажу: пришел просить, чтобы тебя взяли обратно. Увы, брат, не возьмут.
Его тон меня совершенно обескуражил. В нем не было ни капли сочувствия, лишь злая ирония. Да и вообще, он мог бы за все это время приехать ко мне, как-то поддержать, ободрить по-дружески. Я не держал на него обиды и не обвинял в том, что он, по сути, споил меня перед важной премьерой. Сам виноват, нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Но все-таки Снегирев должен был чувствовать долю своей ответственности за мой оглушительный провал. Пока я раздумывал на этим, он обошел меня и дернул дверь за ручку.
– Прощай.
В этом «прощай» было столько едкой язвительности и злобы, что я вдруг прозрел. Я все понял! Я понял, как была права Снежана, когда говорила, что мне не стоит дружить со Снегиревым, он вовсе не так относится ко мне, как говорит. Все его жалобы и льстивые речи были не чем иным, как блефом. Его целью было пристрастить меня к рюмке, направить по кривой дорожке. Что он и проделал с блеском. Но зачем? Для чего? Ведь есть я в театре или меня нет – от этого он не стал менее бездарным. Я смотрел на захлопнувшуюся за его спиной дверь и недоумевал. Что я сделал этому человеку, отчего он так ненавидит меня?
В тот день я уехал домой несолоно хлебавши. Вечером вернулась Снежана. Я не поехал встречать ее, и она вынужден была добираться на автобусе, так как такси поймать не смогла. Она была усталой, но довольной.
– Как же я соскучилась по театру. По сцене, по репетициям. Мне этого ужасно не хватало… – Она запнулась и замолчала с виноватым видом. – Прости, – коротко извинилась она и ушла в спальню переодеваться.
Я пошел следом.
– Скажи, ты видела, что Снегирев хочет погубить мою карьеру? Он ведь для этого затеял нашу дружбу, чтобы соблазнять меня посиделками за бутылкой?
– Серафим. – Снежана с облегчением плюхнулась на кровать и вытянулась на ней. – Ты не девушка, чтобы тебя соблазнять. Во всем, что произошло, виноват только ты сам. Снегирев лишь подтолкнул тебя к тому, чего ты сам хотел.
– Ерунда! Я вовсе не хотел, чтобы так вышло, – гаркнул я.
– Не кричи. Я хорошо слышу. Если не хотел, зачем пошел с ним в буфет перед спектаклем? Кто еще так поступит?
Я тяжело вздохнул. Возразить на слова Снежаны было нечего. Я сел на постель рядом с ней и принялся бережно массировать ее ноги.
– Тебе нужно подумать о работе, – мягко проговорила она. – Денег совсем нет. Я не смогу каждый день добираться из театра на автобусе. Нужно брать такси, а не на что.
– Возьми нашу машину. Езди на ней.
– А ты? Будешь торчать в Плацкинине? Тут ведь совершенно нечем заняться.
– Я найду чем заняться, – ответил я сухо.
Мне не нравилось, что она так давит на меня. Подумаешь, три месяца без работы! Люди годами не работают, и ничего, как-то живут.
– Хорошо, – неожиданно легко согласилась Снежана. – Тогда завтра я беру машину.
Наутро она села за руль и умчалась на репетицию, а я остался дома. Меня съедали обида и тоска. Я представлял, как мои бывшие коллеги играют свои роли, бросают друг другу реплики. Как главреж останавливает их, злится, требует читать сначала. Как Снежана вдохновенно читает свой текст, скользя по сцене, гибкая и ослепительно-красивая. Мне хотелось взвыть в голос. Вот когда я ощутил сполна, что моя жизнь потерпела крах. Я не мог без театра, это было мое призвание, моя самая главная любовь, мой воздух. Меня лишили его, и я задыхался. Не помня себя, я слонялся по дому, выходил во двор, снова бежал в комнаты. Наконец я не выдержал, достал из буфета бутылку водки, припасенную на случай прихода гостей, сел за стол и осушил ее за каких-нибудь полчаса. Мне стало легче, если состояние полного опьянения и отупения можно назвать легкостью. Я завалился на кровать и проспал до самого вечера.
Очнулся я оттого, что Снежана трясла меня за плечо.
– Серафим! Проснись, Серафим! Ты что, спал весь день?
Я открыл мутные глаза и тупо взглянул на нее.
– Хороший выход из положения ты нашел. А говоришь, Снегирев виноват.
– Не смей вспоминать о нем в моем доме! – взревел я. – Сволочь! Я убью его. Бездарность чертова.
– Насчет бездарности это ты напрасно. Я сегодня репетировала с ним новую пьесу, и он…
– Ты? Репетировала с ним?? – Я был в шоке. – Ему что, дали нормальную роль? Не «кушать подано?»
– Ему дали главную роль, – спокойно проговорила Снежана. – И знаешь, что я тебе скажу? До тебя ему, конечно, далеко, но он совсем не безнадежен. И очень умен. Главреж его хвалил.
– Господи, да это же просто смешно! Снегирев… он же не владеет телом, не чувствует никаких эмоций. И голос у него тихий, дребезжащий…
– Перестань. – Снежана обняла меня и небрежно поцеловала. – Не завидуй. Иногда бывает, что везет другим, а не тебе. Это нужно принять и пережить.