Дом без воспоминаний

– Допустим, твоя история правдива: тогда мальчик сбежал от орка, чтобы рассказать ее… Ты не думаешь, что, если бы нечто подобное действительно произошло двадцать два года назад, я бы давно была в курсе? – спросила она, имея в виду прошлое сказочника.

– Это в самом деле странно, ведь и я не нашел ни малейшего следа ни в тогдашней прессе, ни в интернете, – охотно признал Джербер. – Но я убежден, что и этому есть объяснение. Нужно просто найти очередную зацепку, и мы обо всем узнаем.

– Зацепку? – переспросила Бальди, насмешливо поднимая бровь.

– Я ведь объяснил вам, как это работает, правда? – настаивал психолог, стараясь не поддаваться пораженческим настроениям. – Зацепкой может быть звук, запах, даже какое-то слово или предмет. Вроде иголки с ниткой, к которой я прибег в игровой комнате в тот, первый раз: лишь тогда мальчик заговорил. Помните?

Однако скептицизм Бальди оставался несокрушимым.

– Значит, вот чем ты занимался до сих пор, – заметила она. – Из-за этого угрожал отозвать экспертное заключение?

– Это не было угрозой, меня вынудили, – поправил ее Джербер, впадая в отчаяние.

– Возможно, ты убедишь меня, если покажешь видеозаписи сеансов с Николином. – Старая знакомая вроде бы снизошла к нему.

– Я их не вел, – смущенно признался Джербер. – Сказочник выразился ясно: все сказанное должно оставаться между нами.

Бальди, казалось, это ничуть не трогало.

– Похоже, у нас есть две версии, – спокойно начала излагать она. – Твоя, с похитителем-гипнотизером и прочим. И карабинеров, которые, напротив, считают, что мать и сын, после того как прокололи шину, бросили автомобиль и вернулись к прежнему образу жизни, только еще более неблагополучному: блуждали по лесам Муджелло, останавливаясь то здесь, то там; крали еду и одежду или же находили все, что им нужно, непосредственно на помойке; все это они проделывали и раньше, до того как исчезли. Это длилось, пока их случайно не обнаружили, сначала мальчика, а потом женщину, с интервалом почти в неделю. – Бальди сделала паузу. – Будь ты на моем месте, в какую реконструкцию событий ты бы больше поверил?

В ее речах явно звучал сарказм. Но Джербер не имел ни малейшего намерения сдаваться.

– Почему бы не выслушать владелицу конюшни, которая чувствовала, будто ее «заставляют» ездить в Долину ада, где она в конце концов нашла Нико? Почему не спросить егеря о рисунке, который он сделал на стене горящим угольком, не испытывая при этом боли? И, раз уж на то пошло, поговорите с Заккарией Ашером – пусть объяснит, с чего это его супруг Филип высвободил его среди ночи из смирительной рубашки, прекрасно зная, какую бурную реакцию это может вызвать. – Он помолчал, потом добавил: – Сказочнику даже удалось манипулировать сознанием Лавинии, четырнадцатилетней девочки, которая лечится у меня.

При словах, что и юная пациентка оказалась в это дело вовлечена, во взгляде Бальди появилась серьезная озабоченность.

– Надеюсь, ты не поставил под угрозу здоровье девочки, – произнесла она.

– Разумеется нет, – вспыхнул тот.

– Хорошо бы это было правдой, иначе мне придется принять меры. – Женщина оглядела его с ног до головы, и губы ее скривились: виной тому, как и в первый раз, когда она вошла к доктору в кабинет, явно был его жалкий облик. – Посмотри на себя, Пьетро, я тебя просто не узнаю. – На этот раз суждения ее были куда безжалостнее: она обращалась с ним, как с человеком, дошедшим до нервного срыва. – Ты весь мокрый, на тебе лица нет. Почему бы тебе не оставить это дело и не вернуться домой?

– А вы почему не хотите поверить мне? – спросил Джербер; от ярости у него на глазах выступили слезы. Никогда он не чувствовал себя настолько бессильным. – Не хотите искать сказочника – ладно. Но только я могу вывести Николина из затерянной комнаты. Умоляю, позвольте мне продолжить лечение. Иначе вы приговорите мальчика к тому, что он останется запертым в себе самом до конца своих дней…

Несколько мгновений Бальди молча смотрела на него.

– Пойдем со мной, я хочу тебе кое-что показать.

40

Пьетро Джербер и Анита Бальди прошли по длинному коридору под немыми взглядами присутствующих, которые оборачивались им вслед. Психолог чувствовал себя выставленным напоказ, уязвимым. Раньше, бывая в суде, он имел достойный или, по крайней мере, презентабельный вид. Сейчас он стал тенью самого себя и немного этого стыдился.

Судья привела его к себе в кабинет, не промолвив ни слова. Джербер задавался вопросом, что такого важного в помещении, где он бывал десятки раз.

Они вошли, судья закрыла дверь и сразу направилась к письменному столу; даже не присев, начала шевелить компьютерной мышью. Фреска, изображавшая круг ада, вздымалась за ее спиной и, казалось, нависала над Джербером, который стоял перед столом в ожидании. Хотя фреску частично покрывал коллаж из рисунков, подаренных судье детишками, психолог отвел взгляд, не в силах вынести адских видений.

– Вот, можешь убедиться воочию, – сказала старая знакомая, разворачивая монитор в его сторону.