Дом Безгласия

У меня возникло странное чувство – будто мы поменялись ролями. Я порывисто обнял маму. Новость совсем не шокировала меня – все обстояло в точности так, как грозил Коротышка Гаскинс.

– Мама, я этого не делал. Я молокосос и поступил как слабак. Убежал, не позвал на помощь, но я не указывал ему на Алехандро. Клянусь!

Мой голос сорвался на визг, и, извергнув из себя последние слова, я внезапно разрыдался. Мама стиснула меня в объятиях. Словно ее ребенка отнимали.

– Знаю, сынок, знаю. И никогда не поверю ему, милый. Не стыдись, что убежал из барака, что перепугался. Слышишь меня? Ни один человек на свете не ждал бы от тебя другого поведения. Понимаешь? И больше не думай об этом. Ты поступил не как маленький, и ты не слабак. Это все вздор. Какая-то хренятина!

Во всем, что касается ругательств, моя мама очень консервативна, и то, что сейчас она не выбирала выражений – лишнее доказательство, насколько она не в своей тарелке. А для меня так много значило, что она переживает за меня, что она настолько сильно меня любит. Я ни на йоту не сомневался – заявись сейчас к нам на двор Коротышка Гаскинс, у мамы хватило бы сил убить его, задушить собственными руками.

Мама осторожно взяла мое лицо в ладони.

– Ты понимаешь, что я говорю? Тебе нечего стыдиться. Не-че-го. Даже обсуждать это – вершина глупости. Понятно? Гаскинс – монстр, и пытается тобой манипулировать. Если сумеет – он выиграл. Но мы ему не позволим. Не доставим сукиному сыну удовольствия.

Я несколько успокоился, слушая маму, и почувствовал себя лучше. Наверное, мой мозг был слишком молод, чтобы в полной мере осознавать, что это такое, если тобой заинтересовался серийный убийца.

– И не стоит трястись из-за какой-то газетной статьи. Твой отец открытым текстом предупредил Уэнди – она не получит от нас разрешения писать о тебе. Ни единого слова. А если упомянет найденную на теле Алехандро записку, мы наймем адвокатов и вытрясем из «Гвоздя дня» все до последнего цента. Понятно?

– Понятно.

– Пойдем, ты должен кое-что увидеть.

Мама вывела меня во двор через парадный вход. В тени гигантского пекана мы остановились. Мама жестом указала на полицейскую машину, припаркованную через дорогу, у самого края дренажного канала на участке мистера Джонни.

– Знаешь, кто в машине?

Я покачал головой.

– Марк Фуллер, молодой помощник шерифа Тейлора. И он находится здесь по одной-единственной причине: следить, чтобы с тобой ничего не случилось.

– Правда? – Я удивленно распахнул глаза. Настоящему копу, из плоти и крови, поручено охранять меня? Фраза звучала как магическое заклинание.

– Да. Именно он сообщил папе, что ты подслушивал его беседу с бедной Уэнди Толивер. И поставил в известность меня, когда ты отправился бродить по полям в одиночестве. Он с тебя глаз не спускает и не позволит Коротышке Гаскинсу подобраться к тебе даже на милю. Ни к тебе, и ни к кому другому из нашей семьи. Ты в безопасности. Мы все в безопасности. Беспокоиться не о чем.

Последняя фраза была уже некоторым перебором, но мама есть мама.

– Спасибо, мама.

Я не нашел других слов. Оставалось надеяться, что она оценит степень моей благодарности. А благодарность была огромна – даже глаза увлажнились.

– Довольно с нас ледяной воды, сынок. Пойдем лучше выпьем «Маунтин Дью».

Так мы и сделали. Еще и угостились вдобавок печеньками с зефиром.

5

На следующее утро, едва первые лучи рассвета окрасили в золотистый цвет шторы в моей комнате, я пробудился от настойчивого стука. Как большинство других громких звуков, он ворвался сперва в мои сновидения. А во сне я находился в огромном банкетном зале, в замке, достойном самого короля Артура, и какой-то мелкий землевладелец принялся постукивать ножом по бокалу вина, чтобы привлечь внимание своих вассалов. В конце концов я резко проснулся, охваченный страхом. Призрачный свет раннего утра заливал комнату. Кто-то барабанил в стекло костяшками пальцев.

Я сполз с кровати, проковылял к единственному источнику света, поднял шторы и, все еще плохо соображая, выглянул наружу. В нашем дворе стояла Андреа, глядя на меня так, словно это было совершенно естественно – зайти и поздороваться через окно.

– Что случилось? – спросил я, прекрасно понимая – она меня не слышит, а скорее всего, даже видит с трудом.

Андреа все же откликнулась. Тем, что приложила к стеклу раскрытую газету.

О нет! Неужели это Уэнди Толивер и ее статья о Коротышке Гаскинсе? Я нажал на задвижку и обеими руками толкнул раму. Она со скрипом поползла вверх. Думаете, для нас тайные свидания без ведома родителей обычное дело? Нет, сегодня это случилось впервые! И я отчасти пришел в восторг, хотя тут же запереживал, что не почистил зубы, и надежды на развитие событий в романтическом ключе резко угасли.

Несколько сконфуженный тем, что мне стоит немалых усилий открыть проклятое окно, я налег на раму, на последних дюймах невольно крякнув от натуги. И не успел произнести ни слова, как Андреа подтянулась на руках и перемахнула через подоконник. Я отступил на шаг, давая ей возможность усесться на пол и наконец вручить мне газету.