Прекрасное лицо Феба искажено гневом, хандрой и разочарованием. Все те чувства вызвала я. Все чувства, которые я ожидала, тем не менее от этого не легче.
Я пробираюсь к нему сквозь пар. Он стоит с накинутым на шею полотенцем.
– Ты вернулась. – Его тон настолько бесстрастный, что хочется разрыдаться.
– Мне ужасно жаль, Фебс, но я была напугана.
Он скрещивает руки на обнаженном торсе.
– И поэтому отправила меня обратно без моего согласия?
– Здесь ты был в безопасности.
– Не тебе решать, Фэллон. Не. Тебе. Решать.
– Знаю. – Я откидываю волосы назад, но из-за влажности они прилипают к щекам. – И я чувствую себя ужасно.
– Если бы ты чувствовала себя ужасно, то вернулась бы раньше.
– Я пыталась найти Мериам.
Он отворачивается.
– Меня не интересуют твои оправдания.
Я пытаюсь встать перед ним, не попадая под струи воды, бьющие из стены.
– Фебс, пожалуйста, прости меня.
– А должен?
– Ведь я твой старый друг!
– У меня появилось много старых друзей. Им, между прочим, несколько столетий уже.
– Я имела в виду, наша дружба давняя, а не…
– Да я понял. Все еще не заинтересован. Возвращайся к
– Фебс…
– Не надо подлизываться. – Он закрывает глаза и подставляет лицо под поток, вода стекает по сомкнутым векам и напряженной челюсти.
Пульс учащается. Я заслужила его ярость, но не позволю его ранам гноиться. Говорят, поступки говорят громче слов, поэтому я встаю у Феба за спиной и обнимаю его, прижимаясь щекой к лопатке.
Надеюсь, объятия его растрогают.
– Я люблю тебя и всегда буду называть Фебсом.
Он не сбрасывает мои руки. Хороший знак.
– Прошу, найди в своем мягком сердце силы простить любимую девушку.
– Девушку? – хмыкает он. – Да ты почти ночная бабочка.
Я щиплю его за сосок.
– Вообще мне такое нравится, но я предпочитаю руки помужественнее.
Я морщу нос и смеюсь, но смех вскоре обрывается. Объятия же не обрываются.
– Я люблю тебя, Фебс. Я так сильно тебя люблю!
Вздох приподнимает его твердую грудь, затем на мое предплечье опускается мягкая рука.
– Скажи, что прощаешь меня, – прошу я.
Он медленно поворачивается в моих объятиях и берет мое лицо в ладони.
– Я тоже тебя люблю, Пиколина. Что до прощения, ты… Вообще-то… – Его губы изгибаются в коварной ухмылке. – Тебе придется его вымаливать. Упорно.
Мое сердце медленно кувыркается – отчасти с облегчением, отчасти с тревогой.
– Что для тебя значит моя дружба и прощение? – спрашивает он.
– Всё.
– Потрясающе! – Его улыбка становится шире, освещая зеленые радужки, которые идут ему больше, чем любому другому земному фейри. Кроме
– Перво-наперво, ты разденешься и присоединишься ко мне в бане.
Я тяжело сглатываю.
– Что?
– Ты сказала, что сделаешь все что угодно. И я хочу… раз я только пришел сюда и желаю узнать все о твоем путешествии в Люче, поотмокай вместе со мной в этой восхитительно теплой воде.
Я убираю руки с его талии и круглыми глазами оглядываю обнаженную толпу.
– Я, э-э, я…
– Давай помогу тебе снять платье? Которое, кстати, носят с кожаным корсетом. А без него ты одета в мешок.
– Я не нашла корсета.
– Ты искала?
– Я предпочла искать тебя.
– Ну, на тебе хотя бы одежда воронов. – Он приподнимает бровь. – Отчего напрашивается вопрос… Как давно ты вернулась, если у тебя было время зайти в свою комнату, чтобы переодеться?
– Судя по всему, я вернулась неделю назад.
– Неделю?! – выплевывает Фебс.
– Я проснулась только вчера.
– Так, я перестал что-либо понимать.
– В меня выстрелили отравленной стрелой, когда я плавала по столице в одной гондоле с Эпониной.
– Прости… чего?!
– Мы с Сиб посетили обед в Изолакуори, где она подружилась с принцессой Неббе.
Феб смотрит на меня круглыми глазами.
– Прости, чего-чего?
Я повторяю фразу и добавляю несколько новых: о морковке в виде Мериам, которой перед нами размахивала Эпонина, что привело к походу по магазинам, что привело к идее Сиб устроить девичник с выпивкой, что привело к прогулке на лодке и стреле в моем бедре.
Я уже собираюсь рассказать ему о Катрионе, но замолкаю, потому что челюсть друга отвисает все ниже, предупреждая меня о том, что его мозг опасно близок к перегрузке.
– Королевский праздник золочения? Тебя пригласили на праздник золочения у твоего бывшего любовника?
– Не только меня.
– И ты собиралась пойти?
– Мы собирались, до нападения одичалой.
– Боги, кто ты такая и что сделала с моей Фэллон?
Я улыбаюсь, когда меня называют «моей Фэллон», но улыбка быстро исчезает при мысли о загубленной жизни Катрионы. На прекрасном лице друга проступают резкие черты Дардженто. Как бы мне ни хотелось забыть о бывшем командоре хотя бы на время воссоединения с другом, пока его сердце не перестанет биться, он всегда будет маячить на задворках сознания.
Я вздыхаю.
– Есть еще кое-что, что я должна тебе сказать.
– Не сомневаюсь, но давай поболтаем, пока отмокаем. – Он смотрит на ткань, прилипшую к моему телу. – Снимай.
– Оно уже мокрое. Можно и в нем поплавать.
– У тебя нет ничего такого, чего нет у половины людей здесь.