– То был первый раз, когда я ласкала мужчину.
Хотя в глазах Лора сияют веселые искорки, именно из-за нежности в его взгляде я решаюсь высунуть язык и слизать каплю, прежде чем она успеет скатиться с распухшей головки.
Ресницы взлетают – у него вкус соли и бури, океана и неба – двух моих любимых мест в нашем прекрасном мире. В то время как собственный вкус меня не впечатлил, его вкус вызывает вздох и желание облизать вновь. Что я и делаю.
– Посмотри на меня, птичка, – хрипит он, расстегивая нагрудник побелевшими пальцами.
Я поднимаю на него взгляд, нежно поглаживая член и одновременно собирая новую влагу, выступающую на кончике. Он ругается сквозь зубы, пальцы соскальзывают с ремней, прежде чем схватить их с такой силой, будто сейчас оторвет.
Поворачивая его так, чтобы дотянуться до корня, я провожу языком по всей длине шелковистой плоти.
Лор замирает. Даже не пытается снять доспехи. Просто смотрит и смотрит, и вместо унижения, как в свой первый раз, я чувствую прилив сил. Может, я и стою на коленях, но у меня вся власть.
Сжимаю пальцы вокруг достоинства Лора, и, кажется, оно становится еще толще. Я вбираю его в себя так глубоко, как позволяет горло. В какой-то момент начинаю давиться. Он убирает руку с доспехов и касается моей напряженной челюсти. Жест столь ласковый, что сердце переполняется и кажется слишком большим для грудной клетки.
Я уже собираюсь взять его глубже, когда он обращается в дым и появляется вновь, полуприсев передо мной.
– Не хочу излиться тебе в рот, птичка. Не сегодня. – Он берет меня за подбородок и обводит большим пальцем контур губ.
Я тяжело сглатываю, понимая, чего именно он хочет, и желудок сжимается, будто в нем кишат сотни змей. Не успевает страх мной завладеть, он подхватывает меня на руки, несет к кровати и укладывает, смахнув на пол книгу, оставленную Фебом.
– Боли не будет. В этом я могу поклясться.
Учитывая, что он никогда не проникал сам в себя, как он может знать наверняка? Я пытаюсь успокоить расшалившиеся нервы, пока он снимает доспехи и рубаху. Следом за ними летят ботинки и брюки, наконец он предстает передо мной восхитительно обнаженным – произведение искусства в серых и золотых тонах.
Свет луны падает на его торс, выделяя каждый бугорок мускулов и подчеркивая дорожку черных волос, которые густеют под пупком. Я прослеживаю, как они спускаются к устрашающему члену, направленному прямо на меня, – оружие из кожи и вен.
Он забирается на кровать, и я задерживаю дыхание, затем резко выдыхаю, когда он раздвигает мои колени и наклоняется. От прикосновения языка к складочкам лона я задушенным голосом выговариваю его имя.
Я бы ему сама сказала, вот только единственные слова, которые удается отыскать в памяти, это стоны. Так я выражаю преданность мужчине, который одним лишь языком уносит меня в звездное небо.
Позвоночник выгибается дугой, кровь сгущается и собирается в том набухшем бугорке, который терзает Лор. Пока он шепчет мне в голову, какой у меня потрясающий вкус и что он будет ощущать меня у себя во рту еще несколько дней, я распадаюсь на миллион клеток, не более плотных, чем те облака, которые он вызывает над Люче всякий раз, когда не может совладать с собой.
Наконец он перемещается, влажная головка касается внутренней стороны моего бедра, окрашивая меня своим желанием. Остановившись, с членом, тяжело лежащим между моих бедер, он касается своим носом кончика моего носа и запечатлевает легкий, как перышко, поцелуй на моих приоткрытых губах, затем развоплощается в свою туманную версию. Струйки прохладного дыма скользят между моими грудями и вокруг шеи, а потом…
А потом ледяные тени забираются в горячие складки между ног, и, не твердея, расширяются и уплотняются, медленно меня растягивая.
– Хочу плоть, Лор, – стону я. – Перекинься обратно, чтобы я могла к тебе прикоснуться.
Я задерживаю дыхание, когда его морозная широта распускается.
– Да, – выдыхаю я, и его тени разворачиваются, толкаясь в стенки моего органа. Руки взлетают, но пронзают лишь прохладный туман, тонким слоем покрывающий мое тело. – Плоть… прошу.
Наконец он мне потакает, тени светлеют и превращаясь в твердые бугры и резкие впадины. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, когда он заполняет меня
– Слишком много? – хрипит он.
– Нет. – Я хватаю его за ягодицы, чтобы не позволить дематериализоваться, и хотя блаженство размывает границы моего сознания, я болезненно понимаю, что даже у меня нет сил удержать этого мужчину, если он решит уйти. – Останься.
На мне.
Во мне.
Со мной.
И он остается. Золотистый взгляд сверкает, когда он проникает все глубже, в каждый уголок моего естества.
Сердце сжимается, запоминая каждый лихорадочный удар, прежде чем отпустить их все сразу.