Все-таки хорошо, что они надежно укрыты за защитными чарами, ибо приближается война. Она нависает над Люче, как туман, скатывающийся с серой скалы Лора. Еще несколько мгновений я смотрю на солнце, поднимающееся над далекими розовыми берегами, затем наконец выхожу из спальни навстречу отцу.
Они с Лором вполголоса обсуждают что-то в коридоре. Я внимательно их оглядываю, пытаясь определить их настроение. Поза отца деревянная, черты лица напряжены. Лор уже не так расслаблен, как после душа, но, почувствовав мое приближение, он улыбается.
Темный взгляд отца следит за мной, пока я подхожу к ним.
– Доброе утро, дочка, – говорит он по-вороньи.
–
Уголки его рта растягиваются в усталой улыбке. Может, вчера он и ушел к себе довольно рано, тени под глазами сообщают о том, что сон был коротким, возможно, даже короче, чем мой собственный.
– Итак, куда мы направляемся?
– В «
Мне знакомо только второе слово: «таверна».
–
Волнение пробегает у меня по спине, но замирает и колеблется, когда я вспоминаю поход по королевству с Фебом.
– Мы ведь не пешком пойдем?
– Разве тебе не хочется размять ноги,
– Э-э… ну, э-э… – Я прикусываю нижнюю губу.
Лор качает головой, глядя на Кахола, словно прочитал его мысли, но единственный человек, чьи мысли может прочесть Лор, это я. Однако ему прекрасно известен характер моего отца, отражающийся на его лице.
– Ты разбудил ее слишком рано, брат.
– А ты не давал ей спать,
– Пожалуйста, давайте полетим? Я так люблю летать! – Летать, а не обсуждать, насколько эти двое мужчин дружны. К счастью, они не настоящие братья, но лучшие друзья, что все же привносит неловкость в мои отношения с Лором.
Бросив последний сердитый взгляд на короля и пробормотав что-то сквозь зубы, отец коротко кивает, после чего его кожа покрывается перьями, а руки удлиняются, превращаясь в крылья. Слава богам, владения Лора спроектированы просторными, поскольку его обитатели огромны.
Отец приседает и вытягивает крыло, чтобы я могла забраться ему на спину. Лор протягивает мне руку, и хотя глаза отца слегка чернеют, я принимаю помощь короля. Едва я усаживаюсь на Кахола и обхватываю его за шею, он взлетает.
Мы минуем коридор за коридором, встречая по пути воронов – как в обличии птиц, так и людей, – пролетаем над теплицей, где я успеваю помахать матери Лора, прежде чем Кахол ныряет под арку. После трех взмахов мощных крыльев мы достигает «Рыночной таверны», проносимся мимо коридоров, возвышающихся на несколько этажей, и выдолбленных в камне балкончиков – точнее, взлетно-посадочных площадок. Некоторые двери распахнуты, благодаря чему получается заглянуть внутрь скромных жилищ.
Я все изучаю. Впитываю запахи, виды и звуки. Пролетая под люками, запрокидываю голову к небу, позволяя лучам восходящего солнца упасть на лицо. Какое счастье, что Лор в хорошем настроении: я так люблю солнце!
Когда отец наконец приземляется, небо за узкими окнами сияет лазурью, прямо как каналы Изолакуори. Это напоминает мне о Данте, поэтому я отгоняю ассоциации и сосредотачиваюсь на восхитительном строении из камня и дерева.
Хотя «Северная таверна» сделана из тех же материалов, что и две другие, она производит совершенно иное впечатление. Возможно, потому, что вместо одного большого зала в ней мешанина уголков и закоулков, а сиденья каменные, а не деревянные. Как и столы. Единственное дерево здесь – сосны. Настоящие сосны, растущие из хаотично расставленных гигантских каменных горшков. Они простираются так высоко, что острые кроны касаются мириад крошечных выпуклых зеркал, покрывающих потолок и отражающих свет солнца и факелов.
Спрыгнув со спины отца, я кручусь, восхищенно оглядывая помещение.
– Твоя мама хотела, чтобы мы переехали сюда… Ну, в дом поблизости. – Перевоплотившись обратно в человека, отец тоже любуется потолком. – Она нашла нам идеальное… – Кадык на его горле дергается. – Идеальное гнездо.
Он закрывает глаза на несколько долгих мгновений.
– Оно уже занято?
– Да, но наверняка владельцы будут не прочь его продать – всем больше по душе южная часть: в разгар зимы воздух там не такой ледяной, как здесь. – Он указывает на уголок в форме полумесяца, и я сажусь.
Бедра соприкасаются с прохладным камнем, а предплечья ложатся на гладкий, как мрамор, стол. К нам с улыбкой подходит женщина, но при виде меня ее благодушие пропадает. Очевидно, неприятная молва обо мне добралась и сюда. Впрочем, я не позволяю ее реакции повлиять на свое настроение. Может, она и знает