Дом бьющихся сердец

Феб! Я забыла принести ему завтрак. Интересно, он уже проснулся? Я оглядываю «Рыночную таверну», хотя шансы на то, что он сюда дойдет, почти нулевые.

– Мне жаль о друзья, Фэллон.

Пальцы, лежащие у меня на лбу, замирают. Я резко разворачиваюсь и смотрю в окно круглыми от волнения и ужаса глазами. Впереди виднеются лишь крупы двух лошадей и конвой из парящих в лазурном небе черных птиц. Вороны гигантские, за исключением двух с золотыми глазами.

Лор обещал Бронвен оставаться на месте, но вот двое его воронов у всех на виду! Я понимаю, что дрожу, только когда на предплечье ложится ладонь, успокаивая меня.

– Вы слышите… – легкие так сильно сжимаются, что я сиплю, – о чем говорят?

Эйрин не понимает вопроса, поэтому я указываю на эспланаду, затем на свое ухо.

Ее губы округляются, и она говорит:

– Фейри убить один друг.

Ребра сжимают сердце в тиски.

– Какого друга?

– Юноша с темный волосы.

– Энтони?

– Нет. Красный глаза.

– Риччио?

Эйрин кивает, черные с проседью волосы падают на плечи.

– Тау. И девушка. Джиана… она… Как сказать?..

– Она арестована, – заканчивает фразу мрачный голос.

Я вновь разворачиваюсь, точно флюгер, на этот раз в сторону Ифе.

– Арестована? Кем? За что?

– Данте. За преступление против короны фейри.

Кровь отливает у меня от лица.

– Что?

– Габриэле предупредить Сибилла и Маттиа прежде, чем их поймать, и увезти на лошадях в горы для безопасность.

Пульс стучит в побородке, в щеках, в веках, когда я перевожу взгляд с Ифе на Эйрин.

Ифе тяжело сглатывает.

– Имми была с Вэнсом, ракоччинским бунтарем. Прошлой ночью они пропали в тоннелях.

Прошлой ночью, когда я витала в царстве блаженства, мир моих друзей перевернулся.

– И Лор не может с ней связаться?

Ифе качает головой, и хотя лицо у нее не пульсирует от ударов сердца, как мое, глаза горят огнем.

– Нет.

– Он пытался? – Она кивает. – И?..

– Она не отвечать.

– Как такое возможно?

Ифе закрывает глаза.

– Вечно-вороны теряют способность общаться.

Шум рынка исчезает, весь мир резко останавливается: продавцы за прилавками застывают, огни перестают пылать, а разговоры зависают в воздухе. Мои губы произносят беззвучное: «Нет».

– Лоркан хочет лететь в долину и над лесом, но твои отец и дядя сказать, что тогда они бросить его в Шаббе.

Не знаю как, но Ифе удается выдавить улыбку. Горькую, тем не менее улыбку. Которая сразу же исчезает.

Эйрин побледнела, как полотно, которое я стирала руками, когда еще считала себя полукровкой, ожидавшей простую жизнь в Тарелексо. Каким маленьким был тогда мой мир. И каким огромным он стал благодаря Лору.

По таверне разносится карканье, через купол одна за другой влетают черные птицы и превращаются в людей в доспехах. Глаза Лора находят в темноте мои и не отпускают, пока он тяжелыми шагами идет ко мне по темнеющей пещере. Сиявшее над Люче солнце потухает, когда по голубому небу, точно овцы, стягиваются пушистые облака.

Ифе отходит в сторону, освобождая ему путь ко мне. Он обхватывает мои дрожащие пальцы крепкой рукой, после чего наклоняется к матери и целует ее в щеку. Они обмениваются словами, но барабанные перепонки у меня так отчаянно вибрируют, что я даже не пытаюсь уловить их смысл.

– Возможно ли, что Имоджен просто слишком далеко? – спрашиваю наконец. Голос дрожит, как и все остальное.

– Возможно. Или Данте запер ее в клетке из обсидиана. Обсидиан блокирует наши способности. – Его губы сжимаются в мрачную линию. – Все способности. – Лор говорит тихо, словно понимает: громкий голос может разбить мне сердце. – Почему бы тебе не повидаться с друзьями, птичка?

Он кивает в центр таверны, где стоят, прижавшись друг к другу, Сиб и Маттиа, рядом – мужчина с повязкой на глазах. У него длинные светлые волосы и грязная белая рубашка, которая выбилась из-под темных штанов. С запозданием вспоминаю, что их перехватил и привел сюда Габриэле.

Я смотрю на Лора, который целует мою руку, прежде чем отпустить, затем делаю шаг в сторону Сиб, но останавливаюсь и вновь поворачиваюсь к небесному королю.

– Ты ведь останешься? Ты не… не…

– Я никуда не денусь.

Я впиваюсь зубами в губу, чтобы она не дрожала, потом срываюсь с места, подобно рыбке, освободившейся из сети, и будь прокляты больные мышцы!

– Сиб!

Она отрывается от Маттиа, подбирает подол платья и несется мне навстречу. Мы со слезами бросаемся в объятия друг друга и стоим так долго-долго, пока вновь не обретаем способность говорить. Впрочем, у настоящих друзей нет необходимости для слов: я и так знаю, что происходит у нее в голове.

Когда мы наконец отстраняемся друг от друга, ее мокрые щеки напоминают отполированный обсидиан, а глаза сияют, как серебряные медальоны.

Она шмыгает носом.

– Джиану арестовали.

– Слышала.

– И Энтони… мы его не нашли. И… и… Имоджен и Вэнс…

– Слышала. – Я сжимаю ее, умудряясь оставаться спокойно. – На каком основании их арестовали?

– Таво сказал… сказал, что они украли с Изолакуори секретные документы и что у него приказ обыскать дом. Джиа его не впустила, поэтому они вынесли дверь пушечным ядром и… и Риччио стоял… – Голос у нее срывается. – Он погиб. И они забрали Джиану, когда нашли… когда открыли дверь в подвал.